Ксения Каретникова - Страсть в наследство

Я открываю ящик стола. В нем лежат два конверта, я достаю один и протягиваю Саше:

– Это за проделанную работу, – Саша берет конверт, пододвигает к себе. Прощупывает пальцами, но внутрь не заглядывает. А я невольно смотрю на портрет в рамке, стоящий на столе. Я, Ромка и отец… Что бы сделал он сейчас? За день до смерти отец попросил меня: если я вдруг в чем-то сомневаюсь, представить его на моем месте. Это я и делаю. И ответ приходит мгновенно. В эту секунду.

Ведь все не случайно. Подстроено это кем-то из знакомых или чем-то свыше. Но такой шанс упускать нельзя. Отец не простил бы.

– У меня для тебя есть ещё одно поручение, за которое я готов заплатить в три раза больше, чем сейчас, – здесь я достаю второй конверт и кладу его перед собой.

– Что я должен сделать?

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Мы покидаем кабинет, и я веду Сашу в Ромкину комнату. Захожу первым и замираю у кресла-качалки. Саша равнодушно оглядывается, но, когда он натыкается взглядом на стену с портретами, выражение его лица резко меняется.

– Так вы с ней знакомы? – удивлённо спрашивает он.

– Можно сказать и так, – усмехаюсь я и подхожу к самой большой картине, на которой девушка застывшим движением поправляет волосы за ухом. – Она – жена моего брата. В его фантазиях. Уже почти десять лет брат бредит этой девушкой, никто из нас ее никогда не видел, разве что на этих картинах, которые остервенело пишет мой брат. Возможно, они где-то когда-то встречались и ее образ прочно въелся в подсознание и сердце брата… Понимаешь, он болен, в общем, и ею в частности.

Саша смотрит на меня вдумчиво, потом бросает беглый взгляд на лиловую стену и тихо спрашивает:

– Что вы хотите, Руслан Алексеевич?

– Я хочу дать брату то, что хочет он. И мне нужна твоя помощь, – я вздыхаю и добавляю: – Без нее Рома умрет, уже пытался. Она ему нужна.

После отъезда Раисы Ивановны мне становится грустно. В этот же день. Такая тоска за себя, но при этом радость за нее. Раисе Ивановне хорошо будет с внучкой. С ней ей повезло. Заботливая, любящая… Она внешне очень похожа на бабушку.

Уезжая, Раиса Ивановна старательно сдерживала слезы, я чувствовала – она переживает за меня. Даже поцеловала на прощание. И оставила свой номер телефона. Но я пока не звоню. Надо привыкать находиться здесь без нее.

Я почему-то уверена – мне не впервой. Привыкать. К одиночеству уж точно…

Хоть и трудно.

Общаться мне не с кем. Я пыталась заговорить с одной девушкой за завтраком. Но она на контакт не пошла и молча пересела за другой стол. Медсестры, да, общаются, но у них своих рабочих дел полно.

Вот я и провожу большее количество времени на воздухе. Книжки и кроссворды мои спутники на эти два дня. А ещё я, кажется, измерила шагами всю территорию сада.

Трава приятно щекочет ступни. Я опять гуляю, босиком. Мне нравится, от этого появляется лёгкое, едва уловимое чувство объединения с природой. Мне даже кажется – я заряжаюсь энергией. Она проникает во все клеточки, питает меня. Наполняет силой. И тела, и духа.

А ещё я лелею надежду вновь окунуться в то видение, что было у меня здесь. Я хочу увидеть и разглядеть того мужчину, спешащего мне на встречу в чужом цветущем саду. Наша встреча была так важна для него… А может, и для меня?

– Аня! – кричит Катя, я оборачиваюсь – медсестра стоит на ступеньках нашего корпуса и машет мне рукой. – К тебе приехали!

От фразы медсестры я улыбаюсь. Может, на этот раз ко мне наконец-то приехали мои близкие? Сердце в предвкушении начинается бешено биться.

Подхожу, нет, почти подбегаю. У лестницы надеваю шлепанцы и поднимаюсь. Ноги ватные, а руки трясутся…

– Кажется, на этот раз тебя нашли, – улыбается медсестра, берет меня под руку и ведёт в здание. Больше она ничего не произносит, лишь продолжает загадочно улыбаться. Мы проходим по широкому коридору и сворачиваем. Минуем столовую и небольшую открытую комнату, в которой работает телевизор. Сворачиваем ещё раз и тут же оказываемся перед дверью кабинета главврача. Катя стучит, мы слышим ответ «входите», и сразу после этого моя сопровождающая открывает дверь.

Я захожу одна, неуверенно и медленно, почему-то не решаясь поднять опущенные в пол глаза. Хлопок за спиной заставляет дёрнуться – и меня волной накрывает шлейф терпкого мужского одеколона. Нет, не Семеныча. Запах принадлежит другому человеку.

– Это за тобой… – произносит главврач. Я поднимаю голову, смотрю на него. Как он довольно улыбается и кивает на мужчину, сидящего за большим столом по его правую руку.

Перевожу взгляд с диким чувством тревоги. И встречаюсь глазами с глубоким, серо-голубым взглядом, принадлежащим мужчине, чей запах и накрыл меня. Ему лет тридцать. Светлые волосы, прямой нос, бантик розовых губ, на них – лёгкая улыбка, от которой на щеках появляются небольшие ямочки… Их видно даже через небольшую и аккуратную щетину.

– Здравствуй, – здоровается он и смотрит так внимательно, как будто видит в первый раз. А потом тихо произносит: – Дана…

– Дана, – повторяю я, и это слово, это имя, сорвавшись с моих губ, теплым и ласковым потоком заполняет пространство вокруг!

Меня охватывает странное чувство, хочется и смеяться, и плакать одновременно. Ведь я понимаю: Дана – мое имя! Мое! Я нашла его. Теперь знаю.

Становится легче. Как камень с души сваливается. Теплый поток теперь разливается по телу. Ноги подкашиваются, и я чуть не падаю, мужчина успевает вскочить и поймать меня, а потом помогает присесть на стул рядом с собой. А я ловлю его запах, его взгляд. И руки у него такое крепкие, сильные, горячие…

– Вижу, свое имя ты узнала, – елейно произносит Семеныч. Перед ним на столе лежат документы, которые он сейчас убирает в коричневую папку и пододвигает ее светловолосому мужчине. Все это подмечаю боковым зрением, ведь мы с мужчиной продолжаем смотреть друг на друга. И оба с одинаковым интересом. Что-то знакомое есть в нем, но такое прозрачное, неуловимое…

В груди колет. Сильно и опасно. Я его знаю! Но не узнаю.

Кто он?

Друг?

Брат?

Любимый???

Не чужой. Не недруг.

Между нами искрит что-то, необъяснимое и напряжённое.

– Имя, да, узнала, – киваю я, не отводя взгляда от серо-голубых глаз, чьи зрачки слегка расширяются. И я вижу в них свое отражение. – А вот вас – нет… вы кто?

– Ты… – поправляет мужчина сипло, откашливается и, разрушая наш зрительный контакт, отвечает: – Я брат твоего мужа. Меня… зовут Руслан, брата – Роман.

Хмурюсь. Мужские имена мне ничего не говорят. Совсем. Не было таких ощущений, какие появились от моего имени.

И он сказал «брат мужа»?

Значит, у меня есть муж?

Безумие какое-то! Быть замужней и не помнить этого. Не помнить мужа и не помнить своих чувств к нему.