Светлана Нарватова - Затерянные в Эльдорадо

Мне нравились экспедиции. Новые места. Новые люди. Новые обычаи. Новые друзья. Новые герои снов. Новые рисунки. Конечно, теперь, когда фотоаппарат и видеокамера стали неотъемлемой частью цивилизованного общества, потребность в художниках у археологов отпала. Но папа старался брать с собой кого-нибудь из одаренных студентов факультета архитектуры и искусствоведения, которые ставили мне руку. Я обожала рисовать. Рисунки освобождали разум от навязчивых образов. «Слив» их на бумагу, я переставала думать о том, что приснилось ночью. А учитывая, что нравы у древних индейцев были те еще, это была заметная помощь рассудку. Хотя в периоды, когда мы возвращались в Кембридж, папа неизменно отправлял меня к психоаналитикам, подозревая в психических отклонениях. Будучи подростком, я научилась прятать неугодные рисунки. А потом папа смирился с тем, что я порой вижу во сне жестокие сцены.

Меня выдернуло из забытья надсадное кхекание, теряющееся за ревом двигателей. Я открыла глаза. Кашлял пилот. Как можно простыть в тропиках? Это талант. Я снова закрыла глаза, надеясь продолжить инвентаризацию воспоминаний, но кашель пилота только усиливался.

Колумбиец дремал. Эндрю что-то слушал в наушниках. Я встретилась взглядом с британцем. Его ничего не беспокоило, судя по выражению лица. Хотя как раз по выражению лица о состоянии представителя английской элиты судить не стоит. Поняв, что помощи от него не дождешься, я встала и, придерживаясь за спинки кресел, двинулась к кабине пилота, отделенной от пассажирского салона полуаркой.

– Сеньор, вам плохо? – негромко спросила я на испанском. – Я могу чем-то помочь?

Пилот повернул ко мне голову. Его лицо раскраснелось. Он прикрыл рот рукой и промычал. Его тошнит, осознала я, и выдернула пакет из кармана на спинке ближайшего сидения. Мужчина даже не поблагодарил: его вывернуло. В кабине завоняло рвотными массами.

– Может, вам таблетку? Воду? – негромко спросила я, но пилот показал рукой на бутылку с водой в подставке на приборной доске и потянулся вверх, к какому-то рычагу.

Я сунула ему еще один пакет, из другого сидения, и вернулась на место. В конце концов, отравился мужик, съел несвежее буррито перед рейсом. Пока его не прижало с диареей, больших проблем нет. Пилот тем временем потянулся к аптечке, вынул оттуда блистеры с таблетками, выдавил парочку и запил водой из бутылки. А через пару минут развернул новый пакет и выплеснул туда очередную порцию содержимого желудка. И зашелся рваным, захлебывающимся кашлем, словно в приступе астмы.

– Среди присутствующих есть врач? – громко спросил британец и поднялся с места.

Я помотала головой и рванула к пилоту с пакетом, что был в кармане передо мной. Он сделал несколько жадных глотков из бутылки, пытаясь подавить кашель. Лицо мужчины покраснело еще сильнее, глаза словно выкатились из орбит. Новый приступ кашля сотряс грудную клетку. Я протянула пакет. Пилот взял его трясущейся рукой. И выронил, содрогнувшись в судороге. Его зрачки закатились.

Я прикрыла рот руками и заорала.

Я достал из кармана смартфон. На месте делений сети стоял крест. На экстренный вызов реакции тоже не было. Блондинка орала сиреной. Операция вышла из-под контроля. И бог с ней, с операцией. Из-под контроля вышла моя жизнь, и это куда серьезней. Психотерапевт говорила, что я нуждаюсь во встряске. Но, мне кажется, она имела в виду что-то менее кардинальное, чем авиакатастрофа. Я протиснулся к эпицентру проблемы и дернул девчонку за плечи.

– Келли, Келли, Келли, – быстро говорил я. – Келли, смотри на меня. Успокойся. Всё хорошо. Ты меня понимаешь?

Она кивнула головой. В этот момент самолет попал в воздушную яму. Меня швырнуло на блондинку. Она оттолкнула меня и заорала с новой силой. Черная волна раздражения вылилась в хлесткую пощечину. Женщин бить нельзя. Но иногда надо. Девчонка заткнулась. Я снова опустил руку ей на плечо.

– Через нос вдо-о-ох. Считай про себя: раз-два-три-четыре. Теперь медленно, через рот, вы-ы-ыдох… – три-четыре. Вдо-о-ох. Вы-ы-ыдох. Смотри на меня.

Она выдыхала, приоткрыв расслабленные губы и глядя на меня распахнутыми глазами со зрачками во всю радужку. В голове поплыло, и член дернулся от притока крови. Вот очень, очень вовремя!

– Молодец. Теперь иди на место, – я ткнул пальцем в сторону ее сидения.

– Но… – девчонка показала на пилота, которого сотрясла очередная волна конвульсий.

Ее глаза наполнились влагой.

– Ты врач? – еще раз уточнил я.

Она помотала головой, вытирая слезы.

– Умеешь управлять самолетом?

Она снова замотала головой, только более испуганно.

– Значит, ты здесь бесполезна. Иди на место и пристегнись.

Она пошла, прикусив ладонь, всхлипывая и пошатываясь. Американец приподнялся, чтобы помочь, но француженка отмахнулась.

– У кого-нибудь телефон ловит сеть? – спросил я, когда блондинка уселась в кресло.

Американец, в противоположность пилоту, был белым в тон рубашки. Колумбиец выглядел растерянным.

– Он нет отравился едой? – пролепетал парень, мешая английские слова с испанской грамматикой. – Может посадить он самолет?…

– Он не может посадить самолет. Это – не пищевое отравление. Еще раз спрашиваю: у кого-нибудь на телефоне есть связь? Кто-нибудь имеет представление, как управлять самолетом?

– Это заразно? – американец ткнул пальцем в кресло пилота.

Спокойствие. «Во время всеобщей паники старайтесь сохранять спокойствие». Какой идиот писал эту инструкцию?! Вдо-о-о-ох. Вы-ы-ы-дох. Я отвернулся от салона, чтобы взять себя в руки. Под самолетом простиралось бесконечное зеленое море сельвы. Мозг на автомате отметил, что лети мы над льяносом и на большом авиалайнере с его высотой полета, уже можно было бы молиться за упокой. А так еще можно просто молиться.

– Я тоже не врач, – вернул я взгляд к собеседнику, – но полагаю, что нет. Пожалуйста, достаньте свои телефоны и проверьте связь.

– Здесь должна быть рация, – подал здравую мысль американец, но самолет снова тряхнуло, в этот раз сильнее, и здравые мысли улетучились под давлением леденящего страха.

Вдо-о-о-ох. Вы-ы-ы-дох.

Пилот перестал вздрагивать. Его голова и руки безвольно повисли. Дыхание стало поверхностным. Мелькнула мысль: может, пронесет. Может, приступ прошел, и он просто уснул? Я прижал пальцами сонную артерию. Пульс нащупывался еле-еле. Да и краснота с лица никуда не делась.

Рация.

Черная тангента [8] Тангента – устройство в рации, которое совмещает в себе динамик и микрофон. Соединяется проводом с передатчиком. Обычно именно ее мы и называем «рацией». крепилась в зажиме у приборной доски. Провод был накручен на рычажок, пришлось наклоняться. Я нажал на кнопку микрофона и произнес: «Внимание, внимание, говорит рейс 345АРХ. На борту чрезвычайная ситуация. Ответьте! Прием!» И нажал на вторую кнопку. Тишина. Даже помех не слышно. Самолет снова тряхнуло. Я приложился головой о лобовое стекло. Выругавшись, стал разматывать провод и потянул тангенту на себя. Вместе с проводом. В смысле, провод свободно повис в воздухе. Ровно перерезанный провод с куском скотча на конце.