Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

В начале шестидесятых, пара эпизодических предателей из книги, которым автор поленился переделывать имена, отбыли по десять-пятнадцать лет в лагерях НКВД и были также реабилитированы К тому времени, сам писатель уже успел пустить себе пулю в лоб, в мае 1956, вскоре после после встречи Никиты Хрущёва, тогдашнего главы СССР, с уцелевшими молодогвардейцами Краснодона.

Во время упомянутой встречи, Фадеев вёл себя неадекватно и нервозно орал на Хрущева перед лицом собравшихся, обзывал его словами особо обидными и опасными в тот период, а два дня спустя покончил жизнь самоубийством. Или же, его покончили с собой, хотя, конечно, такое выражение – «они покончили его самоубийством»—неприемлемо с точки зрения языковых норм.

Отсюда мораль – даже самая продуманная структура не застрахует от развала пирамиды, если та не сложена из каменных блоков весом, как минимум, 16 тонн каждый…)

В конце сентября Председатель Совета Дружины нашей школы заболела и я был вместо неё делегирован на Отчётное Собрание Председателей Пионерских Дружин Городской Пионерской Организации. Собрание проводилось в Конотопском Доме Пионеров расположенном в приятно уединённом местечке позади Памятника Павшим Героям над улицей Ленина.

Согласно регламента, Отчётному Собранию такого уровня полагается Председатель и Секретарь Собрания. Обязанность Председателя Собрания – вести его, а роль Секретаря – протоколировать сколько макулатуры и металлолома собрано за отчётный период пионерами дружины выступающего с докладом Председателя, какие заняли они места в каких общегородских соревнованиях и какие провели культурно-массовые мероприятия у себя в школе.

Старший Пионервожатый нашей школы снабдил меня листком бумаги для зачтения на Отчётном Собрании, но в Доме Пионеров мне добавили нагрузку, назначив Председателем Отчётного Собрания. Всего и делов-то – встаёшь, объявляешь: —«Слово для отчёта предоставляется Председателю Пионерской Дружины школы №…», а дальше Председатель от № выходит к трибуне на сцене и зачитывает свой листок от своего Старшего Пионервожатого, а как кончит, сдаёт его Секретарю Собрания, потому что какой смысл записывать все те, уже написанные, цифры, пральна?

Сначала всё шло как по маслу. Я и Секретарь Отчётного Собрания, девочка в парадной белой рубашке и алом пионерском галстуке, как и все присутствующие, сидели за небольшим столом покрытым красным кумачом, на небольшой сцене небольшого зала, где сидела небольшая группа Председателей Советов Дружин, дожидаясь очереди прочесть свои листки вслух. В последнем ряду – Второй Секретарь Горкома Комсомола, ответственная за работу с пионерскими организациями, тоже в своём алом галстуке

Председатели, как по маслу, выходили, докладывали, складывали бумажки в стопку и возвращались в зал. Я тоже исполнял что сказано, но после четвёртого объявления, что-то на меня нашло, точнее нахлынуло. Слюна затопила мой рот, едва успею сглотнуть, как слюнные железы фонтаном выдают следующую секреционную порцию, переполняя меня стыдом перед сидящей рядом Секретарём, наверняка изумлённой моими непрерывными сглотами. А если и в зал слыхать?. Чуть полегчало, когда она пошла отчитываться за школу № 10, но как вернулась, постыдная мýка продолжилась. Да что это со мной?!.

Потом пришла моя очередь, отчёт отбулькал и за четыре шага от трибуны до стола под кумачом я сглотнул три раза, но не помогло. Ладно, осталось только № 14 отсидеть… О, бли-и-ин! Вторая Секретарь Горкома тоже со своей заключительной речью!

(…в те безвозвратно канувшие времена—не дотянуться, не дозваться, не искупить—я не ведал ещё, что все мои горести, радости и всякое такое прочее, исходят от той недосягаемой сволочи в непостижимо далёком будущем, которая растянулась сейчас на моей спине и слагает вот это письмо, в одноместной палатке, посреди тёмного леса на краю света, под неумолчный плеск реки, которую нынче кличут Варанда…)

В октябре семиклассники начали готовиться к вступлению в ряды ВЛКСМ, он же комсомол. Членство в комсомоле не давалось просто так, за красивые глазки, туда не вступали огульными пачками, ничего подобного! Нужно сперва доказать, что ты действительно достоин и для этого пройти экзамен в Городском Комитете Комсомола на втором этаже здания Горсовета, в правом крыле, и ответить на все вопросы, потому что, вступая в эту молодёжную организацию, ты становишься соратником Партии, будущим коммунистом.

В ходе подготовки, Старший Пионервожатый школы, Володя Гуревич—молодой человек приятной наружности с чёрными волосами и сизой кожей на щеках из-за густой, но всегда гладко выбритой щетины—распространил среди будущих членов ВЛКСМ типографские распечатки Устава ВЛКСМ, очень мелким шрифтом, зато все разделы на одном в гармошку сложенном листе. Он предупредил также, что на заседании по приёму новых членов экзаменаторы Городского Комитета Комсомола особенно гоняют по правам и обязанностям комсомольца.

Володя Гуревич закончил престижную школу № 11, между Вокзалом и Переездом-Путепроводом, а также Конотопскую Музыкальную Школу по классу баяна. На работу ему приходилось ездить из Города , где он жил пониже Площади Мира в небольшом квартале пятиэтажек, который в Конотопе почему-то окрестили Палестиной.

Придя в школу из Палестины, он одевал смешанную атрибутику из очень чистого и хорошо наглаженного пионерского галстука и золотистого профиля лысой головы с колким клинышком бородки Владимира Ильича Ленина в комсомольском значке приколотом на грудь его пиджака. Среди своих, в узком кругу пионерских активистов, Володя Гуревич часто объявлял, чтобы подчеркнуть полное совпадение имён отчеств у себя и Вождя Революции: —«Зовите меня просто – Ильич». Вслед за этими словами он смеялся громким затяжным смехом, после которого губы его не сразу стягивались в нейтральное положение и ему приходилось помогать им, снимая большим и указательным пальцами распорки из коротких ниточек слюны в уголках рта.

Однако, Володя Шерудило, крепко скроенный чемпион игры в Биток на деньги, с рыжими вихрами и густой россыпью веснушек на круглом лице, который учился в нашем классе, а жил в селе Подлипное, в узком кругу своих, одноклассников, называл Володю («Ильича») Гуревича «ханорик Созовский!»

(…на начальном этапе установления Советского режима, до закабаления сельского населения в колхозах, коммунистическое руководство экспериментировало с загоном крестьянства в товарищества Совместной Обработки Земли, сокращённо СОЗ.

Однако значение «ханорика» не сыщется даже в Толковом Словаре Живого Великорусского Словаря Владимира Даля, вероятно потому, что великий лингвист не посещал село Подлипное.