Татьяна Веденская - Брачный марафон

– Разорвал? А что, у них были серьезные отношения? – скривилась от боли я. Надо же! Год прошел, а мне все еще больно.

– Ну, не до такой степени, чтобы детей крестить, но он за ней часто приходил. Плотно встречались.

– И что? – решила не задерживаться на этом я.

– А то. Селиванова крепилась-крепилась, но все равно потом Лиля из нее все вытрясла. Она рыдала у нее на плече!

– Рыдала? – ахнула я. – Селиванова? Да у нее же слезные железы давно атрофировались.

– Говорю тебе, рыдала, – радовалась от своего успеха перед публикой Анечка. – И обзывала всех мужиков идиотами, которые не разбираются в людях. Я еще тогда подумала, что они поругались из-за тебя.

– Из-за меня? – ахнула я. – Какая ерунда! Почему?

– Я же помню, что между вами что-то было. А Селиванова могла тебя начать поливать грязью. То есть, сто процентов начала. Могла и при Полянском, так ей чесалось. Она ж тебя ненавидела. Еле сдерживалась.

– Не понимаю, – помрачнела я. – А за что? Я ей дороги не перебегала. Если уж на то пошло, это она у меня Илью отбила. То есть, он сам отбился. Как кафель в ванной.

– За то, что Полянский так ее и не полюбил. Ты когда уехала, она только что не плясала на костях. Все вокруг него кружила. Наслаждалась добычей. А потом началось. Он то придет, то нет. То придет и все стоит около Риммы, про тебя выспрашивает. Она аж бледнела. Она ему звонит, что-то там кричит, требует, а он трубки бросает. А после того раза и вовсе исчез. Как отрезало. Точно из-за тебя.

– Не может быть, – уперлась я.

– Почему? – заволновалась Анечка. – Они расстались на следующий же день после скандала. После твоего звонка.

– НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! – заорала я.

– Почему? – опешила Анечка.

– Да просто потому, что прошло слишком много времени. Он не так и сильно меня хотел, бросил за минуту и не обернулся. А теперь ему на меня плевать, давным-давно плевать! – я лила, лила на нее свои обиды, свою боль. Господи, я даже не представляла себе, сколько их. Передо мной прокрутилась та последняя сцена, где я стою и храню это чертово достоинство, а Илья больше не звонит, не звонит, не звонит. Кругом один Лайон без конца и края. Если Илья меня любил, я ни за что не уехала бы. Если бы он меня любил, то не стал спать с Селивановой на моих глазах. Или стал бы? Я-то стала на его глазах!

– Ну, я подумала, что просто… а вдруг это как-то тебе поможет? – растерялась Аня. Я выглядела неадекватно, что и говорить. Кто бы мог подумать, что это сочетание букв – Полянский – до сих пор разрывает мне сердце тысячей осколков.

– Этого не могло быть. Просто не могло, – мотала головой я. Не хочу даже думать об этом. Ни о чем. Доктора мне. Пусть введет меня в запой! Не могу даже представить себе Полянского, чтобы не начать рыдать.

– Я пойду? – испуганно смотрела на мою прострацию Анечка.

– Давай, – кивнула я и пошла за ней в прихожую.

– Ничего, что я вот так… тебя взволновала? – на всякий случай уточнила она.

– Да что ты! Все в порядке, – натянуто усмехнулась я. Со мной все было в полном беспорядке. Я начала рыдать сразу, как только закрыла за Анечкой дверь. Сначала давясь слезами изнутри, потом выплескивая их наружу, как прорвавшую плотину воду реки. Господи, зачем ты только создал меня на свет такой дурой! Отчего не добавил хоть каплю мозга? Я ведь люблю Полянского! Я все это время любила его! С первой минуты, как только увидела его всклокоченное, небритое лицо в коридоре нашего учреждения. С первого взгляда, с первой насмешки и навсегда. Я ни на секунду не прекращала его любить. Как же я могла уехать и не подумать, что станется с моим сердцем. Какое мне дело было до Риммы, до мамы, до Лайона, до всех денег на свете? И как, интересно, мне теперь жить? Когда-то он был рядом со мной, и я могла дотянуться руками до звезд. А теперь вокруг меня труха и чемоданы с тряпьем. И сама я набита ватой и сделана из папье-маше. Практически чучело, можно выставлять в зоологическом музее. Буду стариться, вздыхая о своей поруганной судьбе. Долгие-долгие годы вздохов, чаепитий и сериалов.

Глупость – порой самый очевидный способ нарваться на неприятности, даже не заметив их. Глупый человек отличается от умного тем, что всегда уверен в собственной правоте. Умник видит пару-тройку возможных вариантов. Мудрец же – это тот, кто признает, что не понимает вообще ничего. Земля круглая? Возможно. Однако в свое время куча глупцов утверждала, что она плоская и держится на слонах. Или китах? Не столь важно, потому что все равно никто не видел этот зоопарк. Но, что интересно, в спорах о формах и размерах спалили немало народу. Религия. Казалось бы, личное дело каждого, у кого и каким образом просить счастья, здоровья и денег.

– Только Иисус! – воскликнули католики и принялись растапливать костер. Заодно на костер отправились и всякие там ведьмы – просто потому, что нечего мутить народ и за сто долларов привораживать мужей обратно в семью к страшной каракатице.

– Ересь! – кричали мужья, которых-таки приворожили. – На костер ее.

– Шарлатанка! – кричали жены, которым не удалось вернуть мужей. – В огонь!

– Я же просто пыталась помочь! – с обидой шла на костер очередная жертва человеческой глупости. И Иисус, и Будда, и форма земли – это только идея. Кто его знает, как там было на самом деле. Мудрецы не говорят «Только Иисус». Мудрецы преклоняются пред мудростью, заключенной в Библии. Или в Бхагават Гите. Или в Коране, если на то пошло. В остальное время они спокойно кушают капустную кулебяку и не тратят понапрасну дрова. Я очень люблю свою маму, признаю то великое благо, что она сотворила, родив меня на этот свет. Правда, пока что никому от этого не стало сильно теплее. Жаль-жаль. Я и сама почти замерзла. Однако факт налицо. Мама – герой. Воспитала нас с братом своими руками, как и нытика из «Больших надежд» Диккенса. И она всегда знала, что есть истина в последней инстанции. Она сама. Неизвестно, каким путем она сделала этот вывод, но он прочно укоренился в ней и расцвел, как яблоня на хорошей земле.

– Тебе надо стать секретаршей! – сказала она. – Ни на что другое ты не способна.

– Хорошо, – ответила я и, как уже было сказано выше, провела кучу лет, зевая над телефоном.

– Но ты-то сама ничего и никак не хотела решать, – не дал мне покапризничать голос изнутри. Достал меня он, до самых печенок.

– Попробовал бы ты что-то решить, когда над тобой нависает мама, – возразила я для отмазки. Но в целом все так и было. Кто я? Секретарь, которому неинтересно работать. Женщина без определенных жизненных интересов. Потерявшая свою любовь. Не нашедшая денег. Не родившая детей. Не-не-не… Сплошное «Не».

– Она прожила свою жизнь, бесцельно шатаясь по квартире, – напишут когда-нибудь в моем некрологе. Какая глупость. Что же делать? Я же ведь действительно шатаюсь по квартире. Вернее, сижу на диване в своей комнате, щелкаю пультом и ни шага не делаю к светлому будущему. Какая же я, все-таки, бесцельная личность. Я покраснела от стыда перед самой собой и решила, что надо немедленно чем-то заняться.