Татьяна Веденская - Брачный марафон

3. Милиция и братки в этих кинах – практически одно и то же. Как вурдалаки-оборотни. Днем – погоны, ночью – золотые цепи. Нищих и голодных в этих сериалах нет. Наоборот, все ездят на Мерседесах, едят в ресторанах, а женщин держат в соляриях и спортклубах. Но как-то сразу понятно, что все плохо кончат.

4. Юмор. Его тут нет. А чего смеяться, когда все так плохо?

Одно объединяет все эти длинные саги о грехах человеческих. Кара не замедлит накрыть всех, кого на это подписал сценарист. Как ни крути. Эту грустную мысль я долго и тщательно муссировала, когда кара за собственное раздолбайство накрыла меня с головой. То ли от акклиматизации, то ли от волнений и нервов, а, что вернее всего, от гуляний в летней одежде по московской зиме, меня накрыл грипп. К обеду, когда Илья уже начал продумывать культурную программу (надо тебе купить шубу и сапоги на меху, а потом по ресторанам), я почувствовала первые признаки надвигающейся ответственности за безалаберность. Голова начала тянуть к земле как кандалы. Виски прострелила боль. Я еще отвечала на поцелуи, но уже не могла на вопросы.

– И что это такое, позволь спросить? – вопрошал Илья, когда я на его предложение искупать меня в огромной, сияющей мытым новеньким кафелем ванной, ответила храпом или стоном. Чем-то таким.

– А? Что-то мне не по себе. Я полежу, ладно?

– Конечно, лежи, – растерянно кивнул Илья и запаниковал. В его пенатах не нашлось ничего жароизмеряющего, как, впрочем, не нашлось и чая, меда, молока, масла, хлеба, колбасы и вообще ничего.

– Куда же бежать! – в панике кусал ногти он, потому что я окончательно и бесповоротно была наказана на вчерашнюю опрометчивость большой температурой и ломотой в костях.

– Ничего страшного, – попыталась успокоить его я. После чего он стал вызывать скорую помощь.

– Как не можете приехать? Почему? Какие поликлиники? Да она уже почти совсем спит! И что, что простуда? Куда позвонить? Я не знаю, где она прописана!

– Перестань, – чуть не заплакала от досады я. Но кашель с соплями уже испортили мой внешний вид до такой степени, что пара лишних слез ничего бы не изменила. Сексуальности во мне не осталось никакой.

– Не перестану, – сел рядом со мной на диван Илья и принялся целовать меня куда придется. После чего ему все-таки удалось вызвать какого-то дикого платного терапевта из клиники «Авиценна», который долго делал вид, что страшно возмущен необходимостью переться на ночь глядя куда-то на Ленинский проспект к больной, которая банально кашляет, чихает и температурит.

– Что страшного? Подождите до завтра!

– У меня даже градусника нет. А вдруг у нее запредельная температура! – аргументировал Полянский. Я умилялась.

– Сходили бы да и купили! – усмехнулся врач, заставляя меня говорить «А».

– Я не оставлю ее одну! – патетично прикрыл вопрос Полянский.

– Ну, как знаете. Давайте ваши деньги, раз не жаль. У девушки грипп, тридцать восемь и четыре. Ей надо спать, пить бульон и полоскать горло. Еще будете капать в нос. Через неделю будет как новая.

– Ей не надо в больницу? – с пристрастием пытал доктора Илья. Даже мне стало неудобно перед специалистам, а ведь я практически спала. Возможно ли, чтоб Илью так напугала моя Вашингтонская история, чтоб он теперь пытался отправить меня в больницу по любому поводу? Так я против.

– Ей надо дать спокойно поспать! – возмутился доктор, но оттаял, увидев зеленые купюры. Переговоры закончились тем, что он самолично сходил в аптеку и принес все необходимое (Любые деньги, доктор. Я не оставлю ее одну в таком состоянии). Даже захватил хлеба, курицы и молока.

– Это зачем? – озадаченно смотрел на дохлую птичку Полянский.

– Будете делать ей бульон, я же говорил. И звоните мне, если что, – подобревшим, почти влюбленным взором окидывая на прощание нашу квартиру, сказал он. Я была вынуждена терпеть постоянные измерения температуры, пить гадкое мерзкое молоко, глотать какие-то таблетки и лежать замотанной в шарф.

– И носки. Что ты за женщина! Я посмотрел внимательно на это пальто. Оно не пальто, ты как всегда наврала мне. Оно – пиджак! Это же было безумие. В нем нельзя ходить даже весной. Теперь я верю, что ты способна улететь в Вашингтон, даже не задумавшись о том, что тебя там ждет. Вообще ни о чем не задумываться! – возмущался он, когда мне стало лучше и я просто обливалась соплями и бухикала.

– Ты меня попрекаешь! Уже! Не прошло и недели! – поймала за руку любимого я. Он дернулся и принялся клясться, что это был непременно последний раз.

– А больше никогда.

– Да брось, – откинулась на подушку я. – Я-то ведь наверняка делаю не последнюю глупость на свете. Так что от тебя я попреки принимать согласна. Только не бросай меня в терновый куст!

– Договорились! – порадовался моей лояльности дорогой Илья. И правда, от него я была готова терпеть любое брюзжание, экономию, придирки и требования каждый день мыть полы во всем бесконечном пентхаусе. Но почему-то время шло, а суровые будни так и не начались. Я по собственной воле, как только выздоровела, стала вылизывать квартиру, любовно расставляя по углам новенькие горшки с цветами (благо Лайоновы деньги еще не кончились). Я готовила ужины, лично нарывая в Интернете рецепты. Греческий суп, итальянская паста, сырные десерты, клубника на снегу.

– Что ты еще бы хотел попробовать, дорогой? – спрашивала я Илью, когда он сметал очередной изыск.

– Тебя, и снова тебя, – рычал он и возвращал мне всю выданную ему с едой энергию. Я попала в сказку, из которой почему-то никто не спешил меня выгнать. Впрочем, нет. Был один человек, который оказался совершенно не готов к моему счастью и процветанию. И однажды этот человек оказался на нашем пороге. То есть, на пороге Ильи, конечно.

– Значит, это правда! – воскликнула, пожирая меня глазами, Саша Селиванова. Она была все такой же. Стильной, яркой, похожей на акулу. Руку я не подала, побоялась, что откусит.

– Что именно? – нелюбезно поинтересовалась я. Дверь открывать не стала, впрочем, как и предлагать зайти.

– Что ты здесь! Ни стыда – ни совести. Портишь мужику жизнь!

– Я? – оторопела я. Селиванова воспользовалась минутной слабостью и прошмыгнула в квартиру. Я огорченно заметила, что она уверенно ориентируется в переплетении коридоров. Значит, не впервой.

– А ты знаешь, что у нас с Ильей была большая любовь?

– Большая любовь? – удивилась я. – Да разве ты понимаешь, что это значит?

– А ты? Ты же охотишься за состояниями! Пока Илья был беден…

– Он не был беден! – возмутилась я. – Это ты соврала, что он беден.

– Ну, хорошо! Пока ты думала, что он беден, ты его не замечала. Уехала и не обернулась. А теперь, когда ты знаешь, кто он на самом деле…

– Не твоими стараниями, – ехидничала я.