Елена Трифоненко - Прости, я притворялся

Даже на крохотном экране домофона было видно, что мама готова заплакать. Она стояла на крыльце, обхватив плечи руками, и как будто мелко тряслась. Ее изящный нос распух, кожа посерела. Наспех собранные в пучок волосы норовили вот-вот рассыпаться по плечам.

Я как-то даже завис, когда увидел ее вот такую. Потом опомнился, чертыхнулся, неуклюже ткнул пальцем в пиликающий домофон. Входная дверь открылась, но мама почему-то не спешила входить.

– Ты один, родной? – спросила она хрипло, через силу.

– Нет, у меня Виктория.

Мама поморщилась, приложив пальцы к вискам, сказала:

– Тогда я не буду подниматься. Спустись сам, пожалуйста: есть разговор.

– Что-то с папой?

– Потом, Платон, все потом. – Она казалась такой маленькой и жалкой, что сердце у меня мучительно сжалось.

Я тут же вернулся в спальню, вытащил из шкафа джинсы и футболку. Мне хотелось ускользнуть из квартиры незаметно, но не получилось. Виктория приподнялась над подушкой, взглянула на часы.

– Боже, только шесть утра! Кто это был? Куда ты собрался?

– Спи! – шепнул я и покинул комнату без объяснений.

Минуту спустя я уже оделся и вышел во двор. Мама стояла у крыльца и встревожено озиралась. Она выглядела как шпионка, которая боится, что ее вот-вот рассекретят.

Я торопливо, по привычке, чмокнул ее в щеку.

– Что случилось, мам? Рассказывай!

Она не ответила, жестом попросила следовать за ней и пошла вперед.

Вокруг никого не было. У земли стелился туман – густой и холодный. Мама свернула к скверу, начинающемуся сразу за моим домом, прошла метров двести и только потом остановилась, посмотрела на меня. В ее взгляде читались безысходность и отчаяние.

– Я в беде, Платон. Вся наша семья в беде. И только ты можешь помочь.

По ее щекам заструились слезы. Мама вытащила из сумочки платок – тонкий, почти прозрачный, стала с остервенением тереть лицо.

Я осторожно обнял ее за плечи.

– Ну что ты, мама, не надо плакать. Я обязательно все улажу, только объясни толком, что случилось.

– Что случилось? Наша жизнь вот-вот пойдет прахом – вот что случилось! – простонала она, вырываясь. – И все из-за меня! Все из-за моей глупости.

– Я не понимаю, мама… – пробормотал я, борясь с подступающим раздражением. – Что ты имеешь в виду?

Она опустила глаза и несколько секунд словно собиралась с силами, а потом вдруг призналась:

– Двадцать три года назад я совершила ужасное. Я изменила вашему отцу.

– Что? – Ее признание меня оглушило. – Что, прости?

Мать дернулась, как от удара, но почти тут же выплюнула свое признание еще раз:

– Да, Платон. Я изменила вашему отцу и всю жизнь ненавижу себя за это.

Я посмотрел на нее внимательней. Мать пьяна? Заболела? То, что она сейчас сказала, просто не могло быть правдой. С самого детства все вокруг меня твердят, что мои родители – идеальная пара. Да я и сам это вижу. Они до сих пор ходят везде держась за руки. До сих пор смотрят друг на друга как влюбленные малолетки.

Но у матери ведь нет смысла мне врать. Нет повода! Да и я уже достаточно пожил на свете, дабы понять, что иногда благополучие лишь картинка.

Я пригладил взъерошенные со сна волосы и постарался быть снисходительным.

– Двадцать три года назад – это очень давно, – сказал я. – Забудь. Главное, что ты сделала выводы и больше никогда…

Мама не стала слушать: ей срочно приспичило исповедаться.

– Все произошло летом девяносто пятого, – сообщила она, и глаза ее сверкнули каким-то нездоровым азартом. – Ты гостил у бабушки в Воронеже, а я решила отдохнуть в Сочи. Мы должны были поехать в отпуск вместе с Сашей, но в последний момент твой отец, как всегда, предпочел работу. Я была зла на него за это и, видимо, поэтому позволила себе флиртовать с другим мужчиной. – Мама качнулась, тронула рукой куст смородины, растущий у дорожки, оторвала и смяла листик. – Он был художником, как-то попросил меня позировать и…

Меня чуть не вывернуло. Прямо там – на смородину.

– А можно без подробностей? – сказал я, делая пару глубоких вдохов, чтобы отогнать тошноту. – Я предпочел бы их не знать.

– Они, к сожалению, важны, – она вздохнула, снова провела платком по лицу. – Ведь через девять месяцев после той поездки родился Матвей.

В моей голове словно что-то взорвалось. Настолько сокрушительной оказалась новость.

– Подожди, ты хочешь сказать, что мой брат – сын того… того… – я никак не мог подобрать слов для мерзавца, полезшего к чужой жене без всяких душевных метаний.

– Да, это так, – мать вздохнула. – Сначала я сомневалась. Мне хотелось верить, что Матвей – Сашин. Но с каждым годом сомнений было все меньше. К сожалению, твой брат унаследовал множество черт своего настоящего отца. И его характер.

– С ума сойти… – Мне вдруг стало так противно, будто наступил во что-то липкое и зловонное.

Мать попыталась схватить меня за плечо, но я отшатнулся. Ее рука, протянутая ко мне, упала безжизненной плетью.

– Прости, Платон! – тихо всхлипнула мама. – Я знаю, как это все ужасно звучит!

Ее губы затряслись, а в глазах полыхнула обреченность. Внезапную брезгливость, завладевшую мной, тут же вытеснила жалость. И любовь – огромная, всепоглощающая.

– Клянусь, я ни с кем не собиралась делиться этой тайной, – выпалила мама. – Я собиралась унести ее в могилу, но теперь это невозможно.

– Почему? Почему невозможно?

Я представил, что станет с отцом, если он все узнает: о предательстве любимой, о Матвее, о лжи, в которой жил десятилетия. В груди защемило. Черт! У отца слабое сердце, он только-только отошел от предынфарктного состояния, и ему противопоказаны любые потрясения.

На мгновение мне захотелось схватить мать за плечи и встряхнуть. Но я справился с подступившим гневом. Сухо спросил:

– Почему ты не можешь дальше хранить свою постыдную тайну?

– Из-за Матвея.

– А он-то тут при чем?

– Вчера он выложил на страничке в «Контакте» фотографию с девушкой. Подписал – «моя муза».

– И что?

– Он отметил эту девушку. Ее зовут Мия Пальма. Она дочь того самого художника, с которым я изменила твоему отцу.

Мне понадобилась почти минута, чтобы сообразить, к чему клонит мать. Во рту пересохло.

– Ты боишься, что у Матвея и этой девушки отношения?

Мама вздрогнула, едва уловимо мотнула головой.

– Я вчера говорила с Матвеем по телефону. Отношений пока нет, но твой брат влюблен и рассчитывает на взаимность. Пока он только добивается расположения Мии, так что у нас еще есть время его остановить. – Ее голос окреп, налился металлом. – Ты ведь понимаешь, что нельзя допустить отношений между братом и сестрой?

– Понимаю. Тебе нужно немедленно поговорить с Матвеем и все ему рассказать.