Таша Строганова - Близко

В любом случае, дело касалось Петра напрямую. И это не могло не радовать.

Тянуть с переездом смысла не было, поэтому Петя в тот же день организовал грузчиков. На хвост ему упал и Рома. Ивана со дня на день выписывали, поэтому Бессонов, преисполненный энтузиазмом молодого бычка, ринулся обустраивать им двоим любовное гнёздышко. А для этого забирал Белоусовские пожитки.

В какой-то мере Петя ему сейчас завидовал. Ромка забирать из небольшой двушки на отшибе Москвы шмотки, что начать счастливую совместную жизнь с любимым человеком. А сам Петров забирал вещи оттуда же, чтобы Гошу от себя отселить.

Любимым человеком Литвина он назвать пока не мог. Даже мысленно. Влюблённость ещё не любовь. Это ещё в двадцать можно спутать одно и другое. А в тридцать чётко понимаешь разницу. Да, от Гошика Петю вело со страшной силой, будто стальными канатами прикрутило. Но симпатия, вожделение – это одно. А такие громкие слова, как любовь – всё же совсем другое.

Но как бы Петров себя ни утешал, на душе у него было довольно тоскливо. Ещё и довольный Бессонов со своими шуточками и подколками.

Но хоть Гошик сегодня оттаял. Видимо, его отпустило из-за перспективы оказаться в своём жилье. Мурчал весь день как котёнок. Благодарил, был замечательно вежлив и обходителен. Ни дать ни взять – сын маминой подруги.

Петя думал чуток пообижаться за вчерашний игнор, а потом понял, что они друг друга стоили. И если Литвин решил пойти на мировую, чего ломать комедию и выпендриваться. Тем более, никакой обиды в душе у Петра и в помине не было.

Поэтому он с энтузиазмом руководил переездом и всячески старался произвести хорошее впечатление. В том, что Гошик теперь из его жизни никуда не пропадёт, Петя и так знал. Литвин работал на него. Пусть и не напрямую, но всё же. Так что видеться им придётся в любом случае.

Даже при том раскладе, если Игорь решит продолжать прятать голову в песок.

***

Первой в квартиру впустили Селёдку.

Она сделала пару осторожных шагов, прижав к голове уши, а потом обернулась, посмотрела на своих двоих идиотов-хозяев и сказала «Мяу».

Точнее, хозяин-то у неё был формально один. Но Селёдка, похоже, считала по-другому. Потому что, струсив чего-то нового, прижалась именно к Петиной тёмно-серой брючине.

Ох, как же она любила оставлять свои «метки» везде, куда могла приложить лапу. Петров даже перестал беситься. Просто возил в машине валик для снятия шерсти. Вот и сейчас не стал ругаться, подхватил кошку на руки и вошёл вместе с нею.

– Трусиха, – фыркнул на питомицу Гошик. Он обошёл небольшую студию по периметру, рассматривая всё с видимым удовольствием.

Да, квартира была поменьше той, откуда они только что вывезли вещи, но гораздо новее, приятней и светлее. Не было в ней гнетущего духа советского прошлого и дурацкого плаката с сисястой бабой на двери.

– Классно тут, правда? – Гошик с улыбкой обернулся к Пете. Он стоял напротив окна, залитый солнечным светом. И у Петрова дрогнуло сердце.

– Да, – сдержанно ответил он и кивнул. Выпустил Селёдку и ушёл в ванную вымыть руки.

Ему срочно было нужно взять маленький перерыв, чтобы справиться с эмоциями. Что он там трындел сам себе насчёт лёгкой влюблённости?

Похоже, эта смертельно-опасная болезнь начинала прогрессировать.

Умывшись прохладной водой, он посмотрел на себя в зеркало и покачал головой.

– И как ты докатился, Пётр Андреевич, до такой жизни?

Вопрос остался без ответа, а Петрову пришлось вернуться в комнату. Гоша уже во всю занимался вещами. Разбирал их довольно резво, быстро превращая пустую и немного стерильную квартиру в живую и уютную.

Так же легко он наполнил жизнью и теплом квартиру и самого Петра. Вот только теперь та снова станет склепом. Возвращаться домой решительно не хотелось.

Поэтому Пётр навязался в помощники. А Гошик, явно подобревший от приобретения отдельного жилья, ему позволил.

Около трёх часов они разбирали вещи, двигали мебель, переставляли и обустраивали всё. Петров даже немного вспотел. Пришлось снять пиджак и закатать рукава рубашки. Гошик, на удивление, в нерастянутом свитере тоже, кажется, упрел. Потому что в какой-то момент решительно стянул его и бросил в кресло.

А Петя невольно завис, зацепившись взглядом за полоску светлой кожи в том месте, где задралась у Литвина майка.

Наваждение рассеялось быстро, когда Селёдка вдруг громко заорала посреди комнаты.

– Чёрт, – опомнился Гошик. – Я забыл распаковать её туалет.

***

Около девяти вечера Петя засобирался.

Они уже давно всё сделали, даже успели выпить сладкого чая с корявыми бутербродами. Гошик сбегал в супермаркет, который находился прямо в этом же доме. И теперь уже обсуждали кое-какие детали по новой работе Литвина.

Пётр периодически залипал то на пухлых губах Игоря. То на кончиках-стрелах его ресниц. То на острой скуле. Такой фактурной, что казалось, тронь – порежешься. Но продолжать эту сладкую пытку бесконечно, увы, было нельзя. Да и Гошик уже начал позёвывать. День выдался длинным и насыщенным.

– Что ж, – Петя хлопнул себя по коленям, поднимаясь из-за кухонного стола. – Мне пора домой. Завтра рано вставать.

– Да, конечно, – Гоша вдруг смутился, будто только сейчас осознал, кто именно всё это время сидел у него на кухне. Он отвёл глаза и потеребил край клетчатой клеёнчатой скатёрки, которую купил всё в том же супермаркете. – Спасибо тебе большое. За всё. И приютил, и с работой помог, и с квартирой. И с вещами вот, – он обернулся, оглядывая уже ставшую абсолютно обжитой студию.

– Да не за что, – Петя криво усмехнулся. Нет, на самом деле он действительно ничего не хотел за то, что сделал для Игоря.

Пусть изначально помочь он согласился только по просьбе Ромы. Но потом всё это приобрело совсем другие причины. Впрочем, независимо от них какой-то корыстной цели Пётр не преследовал. Хоть и не привык делать что-то для малознакомых людей бескорыстно.

Но Игорь, он был другим, как когда-то сказал сам Петя. Гошик внезапно оказался тем парнем, ради которого Петру захотелось стать хорошим. И это было совершенно не сложно.

Но и уходить просто так, с пустыми, так сказать, руками он совершенно не хотел.

Уже обувшись и надев пиджак, стоя практически в дверях, он вдруг качнулся к Гошику, провожавшему его, вперёд. Тот расширил от шока и неожиданности глаза, но не отшатнулся. Стоял, как стойкий оловянный солдатик и пялился, раскрыв рот.

Петя не удержался и провёл костяшками пальцев по нежной, будто совершенно не знавшей бритвы коже его щеки. А потом произнёс:

– Ты не ошибся, Игорь. Ты мне действительно нравишься.

Пока Гошик хлопал глазами и приходил в себя, Петя выскользнул за дверь и заспешил вниз. Пока не передумал и не вернулся. Нет, ещё рано.