Таша Строганова - Чувства под замком

Ух, как же Никита его ненавидел.

Этого вычурного, нахального засранца Валеева. Четверокурсника, старосту, главу студсовета, капитана КВНовской сборной, капитана баскетбольной команды, бодибилдера, мукомола, мистера вселенную. Да-да, наверное, даже у Александра Курицына* титулов было поменьше, чем у этого самого большого говнюка всего их Универа.

Стоял там сейчас, курил, голову запрокидывал по-киношному и смеялся так, что все вокруг внимание обращали. Козёл обыкновенный, одна штука.

– Нэкит, здарова, – Никите весьма ощутимо прилетело в плечо, и он скривился. – Чё такой грустный, хуй сосал невкусный?

– Стас, отвянь, – Соловьёв вздохнул и всё же повернулся к подошедшему другу. – Чего тебе?

– Ты конспект Величко переписал уже? Дашь мне? – в голосе парня звучала вся надежда мира. И скорбь еврейского народа. Ещё бы, Величко сдерёт три шкуры, если на паре не будет конспекта.

Стас Бондарев, такой же первокурсник, как и сам Никита, звёзд с неба не хватал, но быстро понял, кто в группе поумнее. Вот и прибился к Соловьёву. Так как в школе у Никиты друзей особо не было, он по дурости принял неловкие потуги Стаса сблизиться за чистую монету. Быстро его потом, конечно, раскусил. Но как-то они уже притёрлись друг к другу. Жалко стало посылать.

Никита достал из рюкзака нужную тетрадь и сунул Бондареву в руки. Тот просиял будто лампочка и вручил Соловьёву шоколадку. Ладно, это был ощутимый плюс от их «дружбы». Никита, живший в общежитии, получал из дома нечастые передачки с едой. А тратиться на сладости особо не хотелось, были статьи расходов и поважнее. Стас подвернулся очень кстати.

– Ты на кого там, кстати, пялился?

Вот же внимательная зараза, лучше б на парах у Величко так себя проявлял, альтернативно одарённый.

– Ни на кого, – буркнул Никита, пряча шоколад в рюкзак. Делиться он не любил. Его, значит его.

– Ага, как же, – Стас хмыкнул. – Опять на Валеева залипал?

– Чего? – возмутился Никита. – С какого бы, спрашивается, мне на него залипать?

– Не знаю, – Бондарев пожал плечами и ухмыльнулся. – Но ты постоянно на него зенки щуришь свои. Будто он при тебе щеночка пнул или дорогу не в том месте перешёл.

– Он храпит громко во сне, – ляпнул первое, что пришло в голову, Соловьёв.

– А ты откуда знаешь? – лицо Стаса сначала вытянулось, а потом приняло заинтересованное выражение.

– Мы в соседних комнатах живём.

А вот это было правдой. Они с Валеевым действительно жили в общаге в одном блоке**, в двух соседних «двушках». Вот только Никита отбывал пятилетний срок со второкурсником Пашкой Гусевым, который везде разбрасывал свои вонючие носки, а хитрожопый Тимур обитал, как король, один.

– И что, – глаза у Бондарева загорелись. – Часто баб водит? А то про него, ух, какие слухи.

– А ты верь слухам больше, – Никита закатил глаза. – И вообще, с чего такой интерес? Он тебе понравился?

– Ой, да иди ты, – обиделся Стас. Полез за сигаретами, закурил, потом залип в свой телефон.

А Никита обернулся и снова уставился на Валеева. На самом деле, слухи точно были преувеличены. Тимур часто поздно возвращался в общагу, явно после тренировок, порой приводил друзей, устраивал вечеринки, за что Соловьёв его как раз и терпеть не мог. Вечно учиться мешал. А вот девушек он у Валеева не видел. Одна жила неделю зимой. Но Пашка шепнул, что это вроде как сестра его.

Мутный тип, короче.

И жутко бесячий. Причём без особой причины какой-то. Но вот бывает же, что раздражает вас человек до зубовного скрежета. А объяснить самому себе не можете, почему. Впрочем, стоило отдать должное, Валеев тоже реагировал неадекватно. Короче, это у них было взаимно.

Тимур, похоже, почуял, что его рассматривают, потому что вдруг посмотрел Никите прямо в глаза. У того щёки вспыхнули от стыда, что застали. Но Соловьёв быстро себя взял в руки, вздёрнул нос и взгляда не отвёл.

Валеев оглядел его с ног до головы, вальяжно посасывая свою сигаретку и сощурив глаза. А когда снова вернулся к лицу, похабно подмигнул.

Вот же урод.

Никита не выдержал, скрипнул зубами и снова повернулся к Стасу.

– Я в столовку, ты идёшь?

– Ага, ща, погоди, – Бондарев что-то быстро печатал.

– Догонишь, – бросил Никита и едва ли не бегом полетел по лестнице ко входу.

Курить им разрешали только здесь, во внутреннем дворе. А из этого корпуса добраться до столовой было быстрее всего. Отлично, там он и отсидится, пока «окно» между парами.

***

Заскочив по дороге в туалет, Никита всё же добрался до столовки.

Народу было немного, чему Соловьёв крайне обрадовался. Он ненавидел людей и толпу. Его бы воля, перевёлся на дистанционку. Но родители, адепты классического образования, настаивали только на очном обучении.

Выстояв небольшую очередь, Никита уже открыл рот, чтобы сделать заказ, как позади него раздался до боли знакомый голос:

– Два пирожка с картошкой.

Пирожки оставались последние, если что. Никита их не особо хотел, конечно…

– Вообще-то я был первый, – вздёрнув подбородок, он обернулся и уставился Валееву в лицо.

– Да? Прости, я тебя не заметил, – тот нагло ухмыльнулся.

– Ничего, – Соловьёв мстительно улыбнулся и обратился к кассирше. – Два пирожка с картошкой, пожалуйста.

Позади раздался недовольный вздох.

Ликуя, Никита расплатился и, подхватив поднос с остальной едой, пошёл к свободному столику. Но только успел расставить тарелки, как рядом материализовался вездесущий Валеев и ухватил один из пирожков с тарелки.

– Эй!

– Спасибо, что позаботился обо мне, сладкий! – Тимур положил на стол тридцать рублей, подмигнул и смылся.

Не козёл ли?

Ну, ничего. Завтра суббота, очередь Валеева дежурить по блоку. Пора собрать все Пашкины носки и выкинуть их в толкан. Пусть Тимурочка охренеет от счастья.

*Речь об актёре, бодибилдере, мистере вселенная и т.д., и т.д. Александре Невском (Курицыне). Весьма комичный персонаж, который приписывает себе множество титулов и заслуг. Особо известен комплексом упражнений под аккомпанемент бессмертного «Уот так вот».

**Общежитие блочного типа представляет собой несколько комнат, обычно 2-3, объединённые в блок, имеющие общий небольшой коридор и санузел.

Ох, как же раскалывалась голова.

Никита с трудом продрал глаза и поднёс ладонь к глазам. Солнце со снайперской точностью светило ему прямо в лицо. Состояние организма ощущалось таким, будто он беспробудно бухал все выходные. И, пожалуй, куда менее обидно было бы, окажись это правдой.

Но нет, Соловьёв сначала готовился к зачёту, а потом до глубокой ночи рубился в «контру»*. Такое и раньше бывало, почему же сейчас он чувствовал себя девяностолетним?