Татьяна Карам - Ювенотерапия

– Я не задумывался над подобным. Но ты ее посмотришь.

– Ну, ты вообще ни над чем не задумываешься, мы это уже выяснили, – отшутилась я. Не люблю, когда обещают то, что никогда не сбудется. А это точно не сбудется, почему-то я знаю, – Денис, спасибо тебе за эту поездку.

– Тебе спасибо, что сильно не упиралась.

– О, за это Давида благодари. Будь моя воля, я бы не поехала.

– Правда?

– Да. Ты застал меня врасплох. О том, что я тебе могу понравиться, я не думала. А как переводчик я такое не тяну, мне письменный перевод ближе. Я бы отказалась.

– Ты бы справилась, мне кажется, – заметил Родионов, и не похоже, чтобы он льстил. Он правда верит в мои способности? Смешной.

– Нет. И думать об этом сначала не хотелось, а потом уже все само решилось.

– Иногда поплыть по течению – самое лучшее решение, – Денис взялся за бокал, и это прозвучало как тост. Пригубив вино, он поставил бокал на место и принялся резать свою отбивную.

– Главное осознанно выбирать, в какую сторону плыть, – сказала я, чтобы хоть что-то ответить, – Понимать, хочешь ли плыть по течению или позарез нужно в обратном направлении.

На самом деле я слегка слукавила. Не всегда отчетливо вырисовывается момент, когда нужно сделать этот выбор. Первые впечатления бывают и обманчивы, принятые в спешке решения зачастую ошибочны; в кизомбе это так явно проявляется, как нигде больше. И тогда доверять внутреннему голосу гораздо правильнее, чем сознанию – только он порой может привести тебя к чему-то ценному. Случалось ведь раньше, что я хотела сбежать в первую секунду после того, как вставала в пару, а потом мечтала, чтобы танец длился бесконечно, и радовалась, что не прислушалась к тому рациональному, что велело мне давать деру. Когда мужчина сразу пугает своей напористостью, ничего хорошего не ждешь. Но постепенно он завоевывает твое доверие – и вот ты уже закрываешь глаза и позволяешь рисовать ваш танец. Словно листок, подхваченный бурлящим потоком, ты подчиняешься стихии. И следуешь за ней. Все как в жизни.

– Без этого никак, – кивнул Родионов, и я вынырнула из размышлений, в которых он вдруг подвинул Алексея в моем списке людей, подобных бурлящему потоку.

– Как ты вообще начал этим заниматься? Медицинская техника и все такое – сложно же создать компанию с нуля, – спросила я.

А то у нас какой-то кособокий разговор получается. Он спрашивает – я отвечаю, да и то почти односложно. Но ведь он же – любопытный человек, о жизни которого у меня почему-то до сих пор нет представлений. Надо это исправить.

– Выучился на хирурга, но разочаровался в профессии, – коротко ответил Денис; заметив, что я приготовилась слушать, он продолжил, – У нас в стране не очень радужно все с медициной, ты и сама знаешь. Зарплаты – лишь верхушка айсберга. Если в Москве медучреждения еще как-то оборудованием обеспечиваются, то за пределами кольцевой – дремучий лес. Я хочу это изменить.

Достойно, но не слишком ли амбициозно? Не хочется заострять на этом внимание, пока он хвастаться тем, чего еще нет, не начал. И в любом случае при знакомстве с людьми я всегда стараюсь больше узнавать про прежний их опыт – что они уже делали, а не что только планируют сделать. Это порой куда как интереснее.

– Ты сам не оперировал?

– Оперировал.

– Многим помог?

– Всем, кроме одного.

Самое плохое, что может случиться с врачом, особенно с хирургом – это потеря пациента. И я никогда бы не подумала, что Денис через это прошел.

– Он умер у тебя на столе? – зачем-то спросила я. Вот же глупая!

– Он до сих пор жив, Таня. Просто ослеп. Я был офтальмохирургом.

От сердца отлегло. Так эта тема с коррекцией зрения – попытка искупления? И снова перед глазами эти картинки из поисковика – бесконечная череда глаз, распахнутых векорасширителями. Катаракты, кровоизлияния и паразиты. Пинцеты и ретракторы, зонды и кюретки. Запивать подобное чаем с печеньками – вообще-то обыденность, обязательный пункт в рабочем распорядке любого уважающего себя медицинского переводчика. Ибо когда выбор стоит между горящим документом про уростомы или урчащим желудком, ты просто делаешь два дела одновременно, укрепляя себе тем самым нервную систему и желудок. Однако материалы про вмешательства на глаза до сих пор заставляют меня воображать, что все это делают со мной – и сразу становится плоховато. Не похоже это на фобию, но мало ли – надо бы как-нибудь провериться.

– Ты из-за этого перестал оперировать? – спросила я, чтобы отвлечься от неприятных видений. Да и просто интересно, ведь такой исход все равно влияет на доктора. Даже мелкие неудачи способны отбить охоту заниматься любимым делом, а уж если они отражаются на других людях… Я, не знаю, бросила бы все, если бы стало вдруг известно, что из-за моего перевода человек неправильно принял лекарство и пострадал.

– Частично. Но больше потому, что понял: могу помогать пациентам иначе.

– Но ты ведь в курсе, что твоя помощь доступна не всем?

Денис сузил глаза и поджал губы, словно я сказала какую-то раздражающе очевидную вещь.

– Я не наивный идеалист и в курсе, конечно. Я над этим работаю.

– Как это?

– Взять сегодняшний лазер: весьма бюджетный вариант при значительно улучшенных по сравнению с аналогами характеристиках. Эти ребята еще не так известны на российском рынке, а значит завтра я смогу выбить у них скидку. Наша наценка для российских учреждений будет минимальной – это позволит им установить очень низкую цену на процедуру и заставит конкурентов пересмотреть свою ценовую политику. Мои специалисты подсчитали, что уже в ближайшем будущем стоимость коррекции зрения может снизиться на треть. Такое мы проворачиваем и в других сферах – меня, например, интересуют малоинвазивные методы и роботехника…

– Звучит слишком приторно. На что же вы тогда живете? На что вот это все? – я кивнула, показывая на наши тарелки и обстановку – роскошную, что уж скрывать.

– Деньгами управлять уметь нужно, – фыркнул Родионов, – Тогда все и будет. Я умею.

Я покачала головой.

– Сколько смотрю на фармкомпании, столько и считаю, что они наживаются на пациентах. Переехал бы офис из Сити куда-нибудь на окраину столицы – глядишь, и препарат подешевел бы, – тут я осеклась, потому что чужие деньги считать мне все-таки не пристало, – А потом вспоминаю, что и нам, переводчикам, кушать хочется.

Попытку сгладить углы Денис оценил легким смешком.

– У средней фармкомпании сколько препаратов в портфеле? Пара-тройка десятков. Мы же берем объемом, и благодаря «Родио Теку» уже многие больницы в регионах оснащены лучше, чем иная столичная поликлиника.

– А это не сыр в мышеловке? Им душу тебе продавать не надо?

Денис не счел уместной остроту, по всей видимости.