Берегиня Форест - Байона

Деревья и провода с любопытством посматривали на меня, мерцая отраженным светом фонарей. Огней в окнах практически не было. Машин тоже.

Я подняла голову и посмотрела в кусочек звездного неба. Сверкая бесконечностью, звезды оставались прекрасными. Такими же, как в детстве.

Я задыхалась в окружающем меня пространстве и не находила правильных решений, боясь перемен. Кого я могла винить? Это мой выбор…

– Ненавижу себя! – сказала я вслух.

– Бывает, – тень отделилась от угла дома, вырастая в темную фигуру. Вонючий обросший бомж с глазами забытого всеми героя неторопливо приблизился, пряча руки в отвисших карманах заскорузлого плаща. Он подошел и прочитал отчаянье на моем лице.

– В такую прекрасную ночь как-то особенно не хватает апокалипсиса, – сказал он шепеляво и пошел мимо, едва не задев плечом.

Неизвестный хотел апокалипсиса, и он наступил, пришел тихо, даже не поздоровался.

Утром мы не разговаривали. Влад обстоятельно позавтракал и оделся, с присущей ему скрупулезностью уделяя внимание запонкам и парфюму. Внимательно осмотрел тщательно выбритые щеки и подбородок. Остался доволен собой и ушел вперед меня к машине. Я плелась сзади, стараясь двигаться как можно медленнее.

Офис встретил привычным совещанием. Затем рой дел увлек каждого исполнением своих задач. Пару раз мы пересекались по работе. Я упорно смотрела в сторону, с внутренним спокойствием игнорируя насмешливое заигрывание в колючих репликах. Его слабые попытки сократить дистанцию и прикоснуться ко мне – не в счет.

Суматоха последней недели улеглась. К совету директоров мы подготовились. Когорта всемогущих учредителей уже завтра даст о себе знать. Девчонки звали на чай. Я не пошла. Стопки дел по обеим сторонам стола не уменьшались.

После обеда монотонность и объем работы разгладили пульс ночных метаний в длинную нить вялотекущего безразличия. Я закопалась в цифры и процессуальные нормы, строча отзывы на исковые заявления и кассационную жалобу.

– Вы просили архивные данные за истекшие три года. – в кабинет вошел курьер, с трудом неся прошитые суровыми нитками толстые папки бухгалтерских документов по первичному учету материальных ценностей.

– За три года? – рассеянно повторила я за ним. – За три года… Ах, да! Спасибо, положите вот сюда.

Когда парень вышел, я закусила губу.

«Хватило трех лет…» – обреченно отозвалось что-то внутри меня и растворилось в горечи мыслей.

Отложив в сторону судебные дела, я наклонилась над столом, обхватив голову.

– Три года… три года… – пульсировала кровь в висках. А потом рука сама собой потянулась, взяла чистые листки бумаги и стала писать.

– Мне нужен отпуск, – произнесла я, войдя в кабинет шефа.

Александр Валерьевич удивленно поднял глаза.

– На месяц. За свой счет, – положила я перед ним заявление.

– Это невозможно, – протянул он заявление обратно.

Я скомкала последний мостик моей карьерной лестницы, испытывая от шороха бумаги слабое неестественное наслаждение.

– Тогда я увольняюсь, – спокойно произнесла я, прислушиваясь к тому, как звучала фраза. Второе заявление легло на стол.

Вместо ответа шеф снял очки, откинулся в кресле и проницательно посмотрел на мое осунувшееся лицо. Я стояла перед ним. Большие окна с двух сторон открывали прекрасную панораму на город, на мир, полный новых возможностей. Чертовски уютное безразличие застыло в душе.

– Вижу, отговаривать Вас бесполезно?

Я кивнула с видом сомнамбулы. Мы помолчали.

– Жаль! Столько лет. Неожиданно, – он снова надел очки и написал резолюцию для отдела кадров. – Придется отработать две недели. Сами знаете, много дел требуют решения.

– Разумеется, – согласилась я.

Другим человеком вышла я из кабинета. Радости пока не чувствовалось, зато изменился угол восприятия. Перспектива офиса отодвинулась с обратным 3D-эффектом.

В приемной столкнулись с Владом. Он окинул меня взглядом и пошел к шефу, а через несколько минут я услышала его шаги, догоняющие меня в коридоре.

– Постой! – ухватил он меня за локоть. Его недоумевающий рассерженный вид говорил сам за себя. – Давай договоримся: мухи – отдельно, котлеты – отдельно, как говорится. Гм! Твои эмоциональные проблемы не должны отражаться на нашей совместной работе. В последнее время…

– Ничего нашего больше нет, – перебила я, поднимая на него пустой взгляд. Стало холодно и неуютно. Я прижала к груди папку с документами и отступила на шаг, пытаясь отгородить личное пространство.

– Да ладно? – он еще не понял и посмотрел теперь на меня с легким оттенком иронии.

– Я ухожу, – тихо сказала я.

– От меня? – Влад поспешил вооружиться ухмылкой.

– Отовсюду.

Влад нахмурился. Я отвернулась и зашагала в отдел кадров.

Он догнал меня снова.

– Только не говори, что была обделена в постели. Чего еще надо? – спросил он ледяным тоном.

– Заботы, понимания и чувства юмора, – я остановилась и посмотрела на него. И не узнала. Не узнала во Владе того мужчину, которому отдавала себя с любовью.

– Одолжи теперь у своего богатого внутреннего мира и секса, – надменно произнес он.

Появилось желание бросить ему в лицо какое-либо ответное оскорбление. Я смолчала, понимая, что злость на него пожрет меня саму быстро и целиком.

Его окликнули, я пошла дальше, слегка дрожа от возмущения. Не зная, куда себя деть, наведалась в бухгалтерию и объявила о своем увольнении.

– Вы как сговорились с Дашкой! – удивлялась Ольга. – Из-за мужиков такие глупости вытворяете.

Я не стала объяснять ей. Разве не понятно, что женщина является отражением мужчины, его отношения и внимания, при которых цветешь либо вянешь?..

Придя с работы, я сразу ощутила пространство квартиры чужой территорией. Стараясь не терять времени, собрала свои вещи и вызвала такси.

– И куда ты пойдешь? – холодно поинтересовался Влад. Наблюдая за мной, он стоял в дверях кухни.

Я не ответила, по очереди перетаскивая чемоданы на лестничную площадку.

– Не хлопай дверью лифта! – донеслось вдогонку.

Я уходила. Молча. Без упреков. В никуда.

И совсем не страшно!

Я глубоко вздохнула и нажала кнопку лифта.

Небольшая гостиница стала моим приютом. Обременять других не хотелось. У всех свои проблемы, вязкий, но свой, обжитой уклад жизни, скроенный из привычек и привыканий.

Ночью обнаружила, что мне нужно двигаться. Идти. Все равно куда, лишь бы идти и смотреть, как меняется картинка, происходят какие-то действия, сменяются лица прохожих.

Я оделась и вышла в ночной город. Через два квартала опомнилась. В жизни я делала много глупых ошибок. Уйти без наушников – уже перебор. Однако возвращаться не стала. Мне начинало нравиться не возвращаться.