Борис Гриненко - Признание в любви

Получаем направление и уходим сами.

В лечебном корпусе, несмотря на позднее время, Протченков встречает сам, – похоже, дожидался, смотрит, что нам написали: «Не страшно, вылечим».

Семиместная палата, единственное свободное место. Нога болит, выдают глаза и сжатый рот. Кровать в углу. Тихонько разговариваем, точнее, пытаюсь я: успокаиваю, отвлекаю, – не помогает. Заходит дежурный врач, показывает на часы. Замолкаю. У Иры на глазах слёзы:

– Не оставляй меня. Пожалуйста… Не оставляй…

– Как ты такое можешь подумать? Я тебя никогда не оставлю.

С горечью осознаю, что у Иры близких уже нет. Только я… и я ухожу. Оставляю одну. Надеяться ей больше не на кого – никого нет… и не будет. И ничего не будет. Чтобы понять Ирочку, нужно войти в её ранимый внутренний мир, который сейчас рушится, весь. Юра рассказал, к сожалению, потом, что она, в детстве, лежала в больнице и с тех пор панически боится крови и врачей. Когда училась в институте, отец водил её на сдачу крови, держал за руку. А я? Я – последняя надежда… оставляю её.

– Мы всегда будем вместе. По-другому не может быть, ты для меня всё.

Наклоняюсь, прижимаю к себе. Дрожит, руки сжимают меня крепко-крепко. Губы холодные. Сколько проходит времени, не знаю. Её сердце стучит, моё тоже. Понемногу успокаивается. Я нет.

Заглядывает дежурный врач: «Собирайтесь, я же просил, давно пора». Двери в корпусе заперты. Пытаюсь договориться ночевать в коридоре – там больные на каталках, места нет. Просил разрешить посидеть – отругали: «Нам из-за вас в первый день попадёт, и так койку вам специально освободили».

Ире становится чуть легче, или она мне старается показать, не пойму.

– Иди… вызови такси.

– Метро до двенадцати, успею.

– Поезжай на такси.

В другое бы время улыбнулся: давно пора привыкнуть, – греческое имя, создаёт покой, – не для себя. Отворачивается к стене, глаза опять влажные. Наклоняюсь, целую.

– Хорошо, хорошо.

Поворачивается.

– Вызови сейчас.

– Машина будет через пять минут. Не успею отсюда выбраться, ещё не знаю, как. Не переживай за меня.

– Поздно уже. Иди.

Сижу. Сзади голос: «Вы ещё тут? Да что это такое». Извиняюсь: «Всё, всё, всё, убегаю». Встаю, отхожу.

Врача нет, я возвращаюсь. Опять дрожит, тщетно пытаюсь успокоить.

Рядом опять появляется раздражённое лицо, но молчит. Треплю Иру за ушко, грожу пальцем. «Так её, так её», – поддерживает врач. Общими усилиями вызываем подобие улыбки. Он кладёт руку мне на плечо. Поднимаюсь.

– Спокойной ночи. Сказал же Протченков, что нервничать даже повода нет. Рано утром приеду.

Целую. Губы стали теплее, но солёные.

– Не приезжай рано, выспись. Ты устал.

– Я устал? Тебе лечиться, тебе и высыпаться.

– Постараюсь.

В дверях оборачиваюсь, поднимаю руки, сжимаю ладони – мы вместе. Вижу шепчет: «Такси» – киваю. Врач доводит до служебного лифта, стоит, пока не закроются двери. Понимает, что я вернусь.

В ушах набат: «Не оставляй меня…» Разве можно уходить, если любишь? Любовь, прежде всего, – ответственность.

Хитрый служебный лифт, снизу без ответа не вызвать. Из машины – смс Ирине: «Еду». Минут через десять ещё одну, чтобы напрасно не волновалась: «Дома. Спокойной ночи. Привет от Бэтси». Киношное «наши люди в булочную на такси не ездят» – справедливо. На вокзал, в аэропорт, в крайнем случае из гостей, когда трудно бывает ногами дойти. Не мог раньше представить, что с этого времени непривычное словосочетание войдёт в мою, конечно же, нашу, жизнь: дом, такси, больница. Такой неравномерный маятник между домом и больницей, с сильным притяжением в одну сторону, притяжением любви. Автоматически отпала толкотня в транспорте и потеря времени, не один час в день. Осталась единственная забота: здоровье Ирины, всё остальное исчезло.

Ехали как-то на такси домой – успеть до разведения мостов. Хапуга, торговались о цене. Ира подсказывает дорогу. Водитель – абхазец, родом из Зугдиди, говорит, что вы вот большой Питер знаете, а я свою родину до мелочей изучил. Приезжайте, покажу. Ира спрашивает:

– Как ваш музей?

– Музей и музей, ничего особенного.

Ира не выдерживает:

– Во-первых, там археологические древности, во-вторых – есть три посмертные маски Наполеона. Одна в Париже, вторая в Лондоне, третья в Зугдиди.

– Не может быть.

– Ещё его личная шпага, вещи, мебель.

– Откуда?

– Грузинская княжна, красавица, вышла во Франции замуж за внука маршала Мюрата. Оттуда они и привезли семейные реликвии. Кстати, её мать из рода Чавчавадзе, была сестрой жены Грибоедова.

– Который «Горе от ума»?

– Обычно наоборот.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.