Виктор Вассбар - С мыслью о…

Написал, что не буду возвращаться в далёкое прошлое, а вот что-то тянет туда и хоть кол на голове теши. Тянет… тянет! А тянет, вероятно, то, что без указания истока, где родилось моё неприятия ментов, нет смысла вести рассказ на эту тему.

Моя первая встреча с ними произошла, когда мне было двенадцать лет. Как все пацаны моего возраста я был очень любопытен. Мне было интересно всё, – как из расплавленного металла делают какие-то детали в механической мастерской, что напротив туберкулёзного диспансера на моей улице Луговой? Что делает из раскалённого металла кузнец в кузне? Как пекут хлеб на хлебозаводе, что на улице Ползунова? Как делают ароматные пряники в подвальном цехе кондитерской фабрики расположенной на улице Льва Толстого? Интересно, значит, надо остановиться, посмотреть, и выпросить один пряник на всех нас – пацанов.

Мы не слышали остановившейся машины, а только почувствовали удары дубинок по нашим спинам, это менты, подкравшись к нам, – двенадцатилетним пацанам, как к преступникам, стали бить нас своими резиновыми палками. За что? За то, что мы сидели на корточках и смотрели, как тёти выпекают пряники? А может быть, нас били не менты, а фашисты, пробравшиеся вглубь нашей страны в год 1960 из года 1941-го?

В этот же год, – в декабре менты с дружинниками переломали моего семнадцатилетнего брата. Юрий с друзьями гулял по аллеям парка центрального района, увидел красивую девушку и решил познакомиться с ней. Не мог придумать ничего лучшего, как сорвать с неё шапку и закричать: «Догони!» – Догнала, только не она, а «бандитская шобла» – менты и дружинники. Брата свалили на землю и стали пинать, переломали рёбра, отбили почки, на нём не было живого места. Два месяца его выхаживали всей семьёй, особенно бабушка.

Не буду рассказывать о моих друзьях, которым досталось не меньше. Исток моего неприятия ментов указал.

Анатолий Иванович.

В 1988 году я всей семьёй переехал из Омска в Барнаул. Родной город, в душе солнышко! Жизнь тяжеловата, но это не беда, есть работа, есть квартира, а это главное. Я вижу мать, не один раз в году, когда она приезжала в Омск, а каждую неделю или того чаще. Она помогает моей семье, а мы помогаем ей. Вместе легче жить, нежели одному. Как-то она пришла к нам домой встревоженной, и сходу произнесла:

– Весь день звонила Анатолию, не берёт трубку. А за день до этого он жаловался на сердце. Боюсь, как бы чего худого не случилось с моим братом. В морг звонила, описала его, ответили: «Есть такой неопознанный труп. Приезжайте и забирайте». – Поедем, сынок, ежели что… заберём, мне одной не управиться.

Приехали в морг, что на улице Молодёжная. По бетонным ступеням спустились на площадку подвального помещения, где, постучавшись в закрытую дверь, представились. Служащий морга, – мужчина лет двадцати пяти открыл нам дверь и сказал, чтобы мы шли прямо по коридору до стола.

– Там вам всё покажут, – сказал он.

Я шёл по бетонному полу и старался не смотреть на него, но мои глаза всё равно запечатлевали столь ужасную картину, о которой я не мог даже помыслить, и слова: «Это вход в ад!» – невольно заполняли большую часть моего мозга. По полу ползали, копошились, извивались миллионы белых, толстых могильных червей, а за столом, – впереди и справа по узкому, длинному коридору, сидел мужичок в сером, некогда белом халате и ел пряник, запивая его какой-то жидкостью из зелёной металлической кружки со сколотой эмалью.

– Мы звонили вам относительно моего брата, – подойдя к мужчине с кружкой, проговорила мать. – Вы сказали, что покажете его.

Прожевавшись, мужчина встал и сказав: «Идите за мной!» – пошёл по коридору на выход из морга, но, не дойдя до двери, через которую мы только что вошли в морг, остановился у металлической двери слева.

– Проходите и смотрите, – открыв дверь, проговорил он.

В холодном тёмном помещении на широких стеллажах у боковых стен и у стены напротив один на другом лежали абсолютно голые труппы людей – мужчин и женщин вперемежку, и их было более десятка.

– Так вот где, оказывается, находится ад, – подумал я, взглядом выискивая в застывших мраморных лицах знакомое лицо. – В центре города!

Я смотрел на обездушенные тела людей, и мне казалось, что это вовсе и не люди, некогда жившие со мной в одном городе, а мраморные копии их, выброшенные ваятелем за их негодностью. Но одновременно с этим кто-то шептал мне на ухо: «Ошибаешься, это тела людей», – и мою голову посещала мысль: «Бомжи. Но откуда их столько много? Сейчас лето и замёрзнуть они не могли, значит, где-то произошла великая трагедия!»

Материного родного брата в морге не было.

Выйдя из мрачного холодного подземелья – морга, я по-другому посмотрел на мой живой мир, окруживший меня светом солнца, шелестом листвы, тёплым ласковым ветерком и родными городскими звуками.

– Мама, ты езжай домой, о плохом не думай, а я поеду к дяде Толе и выясню у соседей где он может быть. Потом сообщу тебе, – сказал я матери и, попрощавшись с нею, сел на автобус.

Подойдя к дому, в котором жил дядя, поднялся на девятый этаж, подошёл к его квартире и постучал в дверь. Из-за двери донёсся голос дяди.

– Сообщите моему племяннику, что я упал и не могу встать. Пусть он приедет и поможет мне.

– Я здесь, дядя Толя, – ответил я. – Что с тобой?

– Вчера вечером упал, лежу уже почти сутки и не могу подняться. Ноги отказали, – ответил он.

– Но как же я открою? У меня нет ключей от твоей квартиры.

– Взломай дверь.

– Я позвоню в милицию, – подумав с полминуты, проговорил я. – Они приедут и всё сделают на законном основании.

Полицию я ждал три часа, естественно, названивая неоднократно. Приехали, вскрыли дверь, высверлив замок. Дядя лежал на полу в пятне засохшей крови. Ноги, руки и лицо были в ссадинах.

Полицейские вызвали скорую медицинскую помощь. Дядю осмотрели, ничего опасного не обнаружили. Я помог ему подняться и он с моей помощью своими ногами дошёл до кровати и сел на неё. Помог ему умыться, приготовил ужин и накормил его, прежде, конечно, позвонив матери, что дядя дома и с ним всё нормально. Оказав дяде помощь, уложил его в постель и пошёл домой.

День подкатил к своему исходу, – к полночи, – времени воров и ментов.

Выйдя из дома, шёл широким двором к остановке.

– Надо же. Предчувствие! Материно предчувствие относительно брата. Если бы не она, так бы и лежал до сих пор, а потом… можно представить, что было бы потом, – думал я, приближаясь к автобусной остановке.

Подошёл к остановке, полное безмолвие, ни машин, ни людей, хотя… Ко мне приближались солдаты полка внутренней службы. Подошли, спросили, кто, откуда? Сказали: «Предъявите документы!» Потом бесцеремонно залезли в мои карманы, нагло оскалились и ушли.