Виктор Вассбар - С мыслью о…

По следу на снегу определил, что они парой к лодке, что днищем на берегу речки лет пять уже лежала, тропу пробили. Невдалеке дорожка к проруби, где бабы порой белье поласкают, а кто-то и воду на санках во фляге возит.

Вначале-то я не понял того следа, Фимка вроде на сносях, не до любви с Борзым. Да и не стал вникать. Работы, сам знаешь, на ферме, невпроворот. Устаёшь, к вечеру с ног валишься, а тут в ночь, помнится тихая была, морозная, с луной полной, свет от неё словно днем, не спалось мне что-то. Вышел в сени. Смотрю со стороны берега пара темных клубков по снегу ко двору моему катиться. В нечистую с детства не верил, а здесь внутри что-то ёкнуло. Зверье лесное, подумал, наверное, в ограду мою через огород лезет. Хотел уже ружье достать, да присмотрелся повнимательнее, не волки и не зайцы, а семейство собачье. Подбежало оно к крылечку, на котором стоял, на меня, как говорится ноль внимания, и под крыльцо нырь, а оттуда через минуту каждый с комочком потомства своего обратно бегом к лодке. Прозрение на меня нашло. Видно любовь и страх потерять щенят от рук моих вынудили собак упрятать плоды своих любовных утех от глаз человечьих подальше. Пятого по счету они вместе в зубах вынесли. Не стал я мешать им. Подумал, спугну, вообще уйдет Фимка со двора – на лесопилку вместе с Борзым.

Утром молока теплого, с кашей перловой в миске просторной к лодке принес. Фимка минут десять урчала недовольно. Потом все-таки вылезла из своей самодельной берлоги. Всё подъела. Благодарность и надежду собачью, что я по-доброму с потомством обойдусь, глазами и хвостом выразила. Помирились мы, как бы с ней. К приплоду своему подпускать стала, а после разрешила отдавать щенят в добрые руки, но в своём присутствии, вот такая она заботливая мать – Фимка. Дело дошло до того, что уже никто в посёлке не стал брать щенков. Почти у всех собака была, не по две же держать! Дворняг у нас полно, а вот в Бийске, красавцев ярких, пушистых, с окрасом душу радующим, вмиг на базаре разбирают. Поверила в меня Фимка и сегодня доверили одному щенят увезти, а так даже в Бийск со мной ездила.

Знаешь, Максим, порой неприятности горой катятся. Первое, что хочется – выматериться. А толку? Выговорится о наболевшем? Кому? Жене плакаться не в моем характере. У неё проблем по хозяйству полон рот! Забот о детишках выше крыши. Со знакомыми поговорить, подумают, что в деньгах нуждаюсь. Себе дороже. Родных своих неудачами и просчетами грузить, так они и без этого в вечном страхе. Как бы Степку не угробили бандюги какие.

Сел как-то в виде страдальческом на чурочку. Сам с собой под нос разговариваю. Приблудная-то моя тут как тут. Взирает внимательно, понимающе, сочувственно.

– Ты мне расскажи, легче будет. Я все невзгоды твои выслушаю, как бы говорит.

Так я собаке, как самому близкому верному другу всё и рассказал. А через день-два, глядь, всё и наладилось. С тех пор с ней только проблемами своими и делюсь.

По весне стая коршунов за деревней в елане поселилась. Хуже напасти для птицы домашней не бывает. Птенцы кур, гусей, индюшек, и сами, что помельче, первой добычей тех стервятников стали. Долгов Анисим да Демид Сусоев, охотники наши, несколько раз на них засаду устраивали. Да только днем и ночью у воронья того сторож на стреме. Всё видит, будь он неладен! Чуть что улетают на острова Катунские. Старики говорят, вожака той стаи надо порешить, остальные сами исчезнут.

В один из дней вожак стаи вороньей углядел на моем подворье молодую курицу. А сторож мой не зевал. Налетела Фимка похлещи коршуна. Без хвоста, с крылом пораненным всё же вырвался стервятник из лап и зубов собачьих, улетел. К вечеру вся воронья стая сгинули с нашей округи.

А вот теперь смотри, земляк, – закончив рассказ, Степан, чуть притормозив, рукой показал на взгорок, за которым был поворот в село.

Через пару минут на опушке березняка, словно кочки, выделились две фигуры. Замерев, они с ожиданием смотрели в сторону нашего внедорожника.

И не надо было объяснять Максиму, кто из этих двух умнейших на свете существ Борзый, а кто его подруга Фимка. Это было понятно по их окрасу.

От автора.

Когда-то мой дед – потомственный казак с Кубани Иван Иванович, словно давая наказ по выбору друзей, рассказал следующую притчу.

Как-то три мудреца решили выяснить, что важнее всего в выборе друга.

Один – верность отметил.

Другой сказал, чтобы в опасности друг на выручку пришел.

Третий добавил, друзья по жизни всегда вместе и рядом идут.

Решили через год встретиться на том же месте и каждому друга привести.

Год прошел.

Первый без друга появился. Нашел он честного и преданного. Но когда разбойников друг тот увидел, испугался и покинул друга.

Второй тоже в одиночестве оказался, хотя и друг по-первости смелым в бою с врагами себя показал. Но красавицу увидел, ушел с нею.

Ждут первые прихода третьего.

Идет тот вроде один. Те двое решили, видно нет на свете друга нужного человеку. Только видят радость в глазах их третьего друга.

Расстегнула он кафтан, щенка достает и говорит: «Вот друг настоящий. Слушать умеет, не перебивает и рядом до смерти со мной будет. А коль воры на жизнь мою покушаться будут, защитит без оглядки».

Предисловие.

С рубежа XVI—XVII столетий в Московском царстве пошёл обычай, – мужчинам заглядывать под юбку женщин. В чём крылась причина столь якобы непристойного поступка? Что заставило мужчин забыть о древней морали – не оскорби ближнего, не ущеми дальнего? Что искали они под складками женского платья? Попытаемся найти ответы на столь сложные вопросы, заглянув в глубину веков.

В Московском царстве справлять свадьбу было принято после Рождества Христова. Мужик, будь он русский или немец, православный или католик, ясное дело, любитель выпить и поесть задарма, а тут такой случай – свадьба. Как не влить в свою жадную утробу бесплатную выпивку и не впихать в неё то, что уже не лезет? Вливали и пили, впихивали и поглощали, жевали и глотали! Дармовые пиво, вино, сивуха всегда влекли к себе не только любителей выпить, но даже тех, кто страдал несварением желудка и изнывал от головных болей. Во что это выливалось?

Прошли торжества по случаю Рождества Господа Бога Иисуса Христа, мужику бы подумать о своём здоровье, – прекратить пьянство. Куда там!? Свадьбы пошли! И мужик, ещё полностью не пришедший в себя от глубоких рождественских попоек, направляет взгляд своих туманных глаз в сторону дворов, где накрывают свадебные столы, где ожидается шумное застолье, где спиртное будет литься рекой. И в ненасытном поиске яств открыт его рот. И трепыхающиеся ноздри жадно принюхиваются к спиртным испарениям и сладостным запахам, идущим от русских печей. И ноги невольно понесли мужика в Эльдорадо, богатое яствами и водкой. По одному, по двое и большой толпой вваливались они во дворы, где шло чествование молодых.