Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Когда Катя повернулась ко мне, на ее лице больше не было тревоги: она лучезарно улыбалась. Катерина взяла мои руки в свои и спросила:

– Наташа, как твои дела? Всё ли с тобой в порядке? Я слышала, ты болела? Сейчас выглядишь прекрасно.

С ее вопросами на меня снова начали накатывать воспоминания о последних днях пребывания в этом доме.

– Потом, дорогая, всё потом. Я тебе обязательно расскажу. Но сейчас речь не обо мне! Катя, нам очень нужна твоя помощь, нужен совет, что делать…

Мои руки тряслись от сильного волнения, и Катерина это чувствовала. Она легонько погладила меня по плечу, унимая дрожь, и ее голос зазвучал точно музыка:

– Нет на свете такой ситуации, которую невозможно разрешить и из которой нельзя найти выход. Тише, девочка, говори тише. Вместе с тишиной на твой разум снизойдет спокойствие, а со спокойствием придут понимание и облегчение. Сделай так, чтобы внутри тебя улеглась буря, и ты услышишь ответы на все свои вопросы.

Катя широко улыбнулась, и я попала под влияние ее спокойного завораживающего голоса. Минуту я сидела, прислушиваясь к тому, что происходит у меня внутри. Тишина плавно входила в мою душу, приятно разливаясь по всему телу. И я произнесла, вторя ее интонации:

– Ты права, Катя, так и есть.

Она смотрела на меня и улыбалась. И в этот момент я отчетливо осознала, как скучала по ней, по ее голосу, по этим рукам. Мне вспомнилось детство, когда Катя всегда была рядом, по моим тогдашним ощущениям она была мне вместо матери. Ее мудрость, чувство такта, необыкновенное умение успокоить меня в нужный момент… так удивительно влиять на меня не удавалось больше никому. Чувства, которые я к ней испытывала, мне и самой были непонятны: какая-то странная привязанность, симпатия к такой, казалось бы, чужой и в то же время такой близкой женщине. Не могла я с этим пока разобраться, потому как Надина проблема была важнее. Я очень хотела ей помочь.

Надя по-прежнему насупившись стояла чуть в стороне, и я недоуменно пожала плечами: «Как можно не видеть того, что происходит вокруг, не чувствовать лучей тишины, спокойствия и любви, исходящих от Кати? Разве можно этого не понимать?» Я обратилась к подруге.

– Надя, пойдем скорее, мы сейчас всё расскажем Катерине, и она нам обязательно поможет. Долго ты будешь тут стоять? Что ты надулась, как мышь на крупу?

Но Надька насупилась еще сильнее и отступила на несколько шагов назад, опасливо глядя то на меня, то на Катерину. Я пыталась завладеть ее рукой, но она отчаянно вырывалась. Глаза ее от удивления и страха стали походить на огромные блюдца.

– Кому рассказать?! Что рассказать?! – голос ее срывался. – Кто поможет?! Вот она?! Да с какой радости она должна мне помогать?! Что ты такое несешь?! – она схватилась за голову и с негодованием добавила. – Всё, я удаляюсь! О, Боже, зачем я только согласилась на твою очередную авантюру?! Прекрасно зная тебя, я почему-то всё время влезаю в твои глупые затеи. Что я с тобою вместе тут делаю? Тьфу на тебя!

И она развернулась и хотела было уйти. Чтобы удержать, я ухватила ее за подол платья, и оно затрещало в моих руках. Надин заверещала:

– Платье порвешь, французское! Ты за него никогда не расплатишься! Ох-х-х, Наташка! И что я в тебе нашла? Почему так к тебе привязалась? Вот долго тебя не было – и хорошо, и еще столько же бы тебя не видеть! Жила я спокойно без твоих придумок. И что-нибудь само придумалось бы… Ну сказала бы я, в конце концов, родителям, что пирожными объелась и поправилась…

Надин всё больше распалялась, неся несусветную чушь. Тихий, звенящий колокольчиком смех Катерины заставил нас замолчать и повернуться в ее сторону. Мы еще не сообщили ей о щекотливой ситуации, приведшей нас сюда, но по взгляду Катерины я поняла, что она уже обо всём догадалась. Она с интересом наблюдала за нами, сложив руки на коленях, словно смотрела театральное действие, и спокойно ждала, пока мы к ней обратимся.

– Катя, понимаешь, так случилось… – попыталась я заполнить неловкую паузу.

Она остановила меня.

– Наташа, не надо. Как видно, твоя подружка не хочет, чтобы кто-либо кроме тебя знал об истинном положении дел. Вы пришли ко мне за советом? Я уже догадываюсь, за каким.

Тут Надька повернулась, поняла, что дороги назад нет, и промолвила, смущаясь:

– Простите, мадам, как я могу к вам обращаться?

– Иди ко мне, девочка, – ласково позвала Катерина.

Надя робко шагнула в ее сторону. Катя взяла ее за руку и, склонив голову, улыбнулась.

– Можешь называть меня Катерина… или Катя, если тебе так проще. Ты присаживайся, милая, рядом, и давай побеседуем о чём-то другом, если ты не хочешь говорить о своей проблеме…

Мы уселись по обе стороны от Катерины и стали ждать, что она скажет. Она вздохнула и снова лучезарно улыбнулась.

– Это ведь и не проблема вовсе, а радость большая, что ты получила от Господа.

Надька заворчала себе под нос как старая бабка:

– Велика радость… Уж такое счастье привалило, что и не знаю, что делать с ним, в какой угол запихать…

Катя ласково похлопала Надин по руке.

– Ну, и что же вы делать собираетесь, барышни, какие мысли в ваших головах? Расскажите…

Я вздохнула и всё же решилась:

– Знаешь, Катя, а мыслей-то и нет никаких. Желание одно: как можно быстрее разрешить эту ситуацию. Иначе уже совсем скоро будет всё заметно, и свободный крой платья не поможет.

Катерина некоторое время молчала, глядя вдаль. Надька от нетерпения и неловкости начала ерзать на скамейке. Наконец Катя обратилась к ней:

– Как ты думаешь, может, родителям всё рассказать?

Надя запротестовала:

– Что вы! Никак нельзя! Маменька и отец никогда меня не простят! Сотворят со мной что-нибудь ужасное, это точно.

– А может быть, не стоит так плохо думать о своих родителях? Они тебе жизнь подарили… как же ты не понимаешь, любят они тебя. Возможно, ты преувеличиваешь…

На лице подружки отразилась разочарование. Катя подталкивала ее к принятию решения, которого она отчаянно бежала. От досады Надин чуть не расплакалась и отвернулась, чтобы никто не увидел ее слёз. Катерина улыбнулась:

– Поплачь, милая, тебе легче станет.

Надя засопела, теребя платок:

– Мама учила, что открытое проявление эмоций – удел кухарок. Настоящая барышня не должна при всех реветь, суетиться, показывать себя слабой. Маман всегда сдерживает чувства, а отец чуть что бранится, точно солдафон, матушка, когда слышит это, так его и называет. Правда, ругает она его, думая, что я не слышу, но я всё слышу и понимаю. Не могу я им рассказать, не поймут они, до смерти их гнева боюсь.

Катя слушала спокойно, лишь иногда кивая. Когда Надин замолчала, она продолжила:

– Ну хорошо… а отец будущего ребенка, кто он? Где проживает, какого он сословия? Каковы его намерения?