Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

Книга создана при содействии медиума, говорящей с призраками – Марианны Нафисату

Автор не претендует на историческую достоверность и все совпадения с историческими фактами – считать случайными.

© Светлана Гребенникова, 2021

ISBN 978-5-0055-6628-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Весь следующий месяц мы с Федором приятно проводили время, принимали гостей у себя и наносили ответные визиты. Это составляло часть свадебного ритуала.

Папа с Дарьей Леонидовной отбыли в наше дальнее имение и намеревались оставаться там до весны.

Мы несколько раз побывали в гостях у графа в Гатчине, где он поселился с молодой женой. В доме на Мойке пока оставалась Катя Серебрянская, и отец почел за лучшее с ней не встречаться. Оказалось, что к своей жене Катеньке граф питает глубокое искреннее чувство. Орлов был влюблен как мальчишка, кутежи и чудачества остались в прошлом, он почти отошел от дел и полностью посвятил себя семейной жизни.

В конце февраля граф с молодой женой отбыл за границу. Им владела навязчивая идея произвести на свет наследника.

Однажды мне приснилась Наденька… Я смутно помнила сон. В сознании отпечаталось одно: Надя всё время спрашивала об отце. Я рассказала об этом Федору, и мы с ним решили навестить чету Желтухиных. Тогда я еще не знала, какая печальная участь постигла всю Наденькину семью…

По дороге в их имение я вспомнила, как на торжестве Василий Степанович поздравлял нас, пожимая мне руку. Он смотрел на меня улыбаясь, а в глазах была боль, и я поняла, что ужас, царивший в его душе со дня кончины дочери, после похорон не развеялся и он по сей день продолжает жить в этом кошмаре. И мне очень захотелось увидеть и его, и матушку Нади, поговорить с ними, вспомнить их дочь, как-то поддержать…

Когда мы подъезжали к поместью, я заметила, что на воротах и доме другие гербы. Лакей отворил и осведомился о цели нашего приезда. Я назвала свое имя, и нас пропустили. Оглядев особняк, я отметила, что он претерпел некоторые изменения.

Я вошла в дом, а Федор остался в карете. Сняв перчатки, я присела на диван и стала с волнением ожидать хозяев. Ко мне вышла элегантно одетая моложавая дама и, присев напротив, приятным голосом спросила:

– Чему обязана счастьем лицезреть вас, Наталья Дмитриевна? Наслышана о вашем торжестве и хотела бы, пользуясь случаем, поздравить вас лично. Позвольте представиться: Мария Львовна Беклешова.

– Благодарю и принимаю ваши поздравления. Но могу ли я видеть Василия Степановича и Прасковью Ивановну Желтухиных?

– Так вы ничего не знаете?

Я слегка развела руками:

– Простите, не понимаю, о чём вы…

– О! Милая барышня, это грустная история… Имение им пришлось продать, и его новые владельцы – наша семья. Естественно, мы сменили гербы и на доме, и на воротах, что, наверное, могло помешать вам отыскать эту усадьбу.

На душе стало совсем тяжело, я вздохнула:

– Право, никакие опознавательные знаки не смогли бы сбить меня с пути. Этот дом я обязательно нашла бы даже в кромешной тьме. Но, может быть, вы расскажете подробнее, что приключилось с бывшими хозяевами этой усадьбы?

Дама вздохнула.

– Там очень грустная история произошла… с их дочерью…

– Да, о смерти Наденьки я осведомлена… Меня интересует, что случилось потом. Я видела Василия Степановича на своей свадьбе и даже имела короткий разговор с ним, но он ни словом не обмолвился о переезде.

– Месяц назад Василий Степанович продал имение, это произошло сразу после того, как он похоронил супругу.

– Как? Прасковья Ивановна скончалась?

– Да милая, но не по Божьей воле, а по собственному соизволению.

Я в ужасе прикрыла рот ладошкой, дабы наружу не вырвался крик: «Бедная… бедная Прасковья Ивановна, она так и не смогла пережить утрату своей драгоценной дочери. Ее собственная жизнь обесценилась и, видимо, посчитав, что коптить небо больше незачем, она ушла…»

– А Василий Степанович стал излишне усердно прикладываться к рюмке, поигрывать, да так и влез в долги. И ему пришлось распродать бóльшую часть имущества, в том числе и знакомое вам имение. Я слышала, он отбыл в деревню, где когда-то жили его родители.

Я встала, поблагодарила даму за рассказ и покинула это печальное место. Вернувшись домой, я весь вечер печалилась по Наденьке. «Надин исполнила свое обещание. Как интересно: она являлась мне во снах, и это всегда совпадало с теми или иными ее предсказаниями…»

Более ничего примечательного о том времени я сказать не могу: оно не было отмечено какими-либо знаковыми событиями, которые достойны привлечь чье-то внимание.

Была уже середина марта. Федор не ошибся: я действительно находилась в положении, и в конце сентября мы ожидали пополнения в семействе. Будущий папаша был несказанно рад и гордо оповещал всех, что у нас непременно будет сын – наследник. Я улыбалась, отмечая про себя: «Что, интересно, ему от тебя наследовать?» – но вслух ничего не говорила. Странным образом я очень изменилась: характер мой стал более мягким, покладистым, и я уже практически не вступала с ним в споры.

Как только мне объявили, что я жду ребенка, пускаться в отчаянные приключения сразу расхотелось. До этого момента у меня еще было желание встретиться с Петром, но я никак не могла найти адреса, чтобы написать ему. Дважды я наносила визиты в салон к Настасье, но она сказала, что поэт у нее больше не появлялся, исчез, и след его простыл… Еще какое-то время я ждала от него письма, но потихоньку всё это стало отходить на второй план. Мысли мои теперь занимало лишь дитя, которое я носила под сердцем.

Федор ежедневно ходил на службу и часто бахвалился, что не за горами то время, когда он займет подобающий ему пост.

Свекор мой после свадьбы уехал в деревню, а свекровь осталась жить в нашем доме. Она основательно обжила свою комнату: там создавалось впечатление, что ты перенеслась в деревню, из которой она приехала.

За это время у нас случились два важных разговора. Один, неприятный, в самом начале – мы ругались и доказывали друг другу, кто прав. Мать восклицала, что я никогда не буду достойна ее сына, а я ехидничала: «Пускай ваш сын спасибо скажет, что я ему досталась. С его-то происхождением не в барских хоромах ему суждено было жить. А уж после того, что он содеял, ваш сынок не правой рукой его светлости должен быть, а в каталажке сидеть». Фекла, не найдя, что ответить, обозвала меня избалованной фифой и грозилась, забрав сына, отбыть восвояси. Только что-то медлила с отъездом, и мне смешно было смотреть на ее кривляния. Больше мы почти не разговаривали. Но как только стало известно, что я беременна, она тут же поменяла тактику. Улучив момент, когда Федора не было дома, она попыталась наладить отношения: выдавив скупую слезу, назвала меня дочкой.