Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

– Так… – задумчиво произнесла я, уставившись в одну точку. Ты сейчас оттуда пришла?

– Да, барышня, как только надоело мне их охи-вздохи слушать, так я сразу к вам побежала…

– Дура ты! – со злости крикнула я.

– Почему же? – оторопела Анька.

– И не спрашивай меня, почему! – в сердцах бросила я. – Дура, и всё! Надо было дождаться и посмотреть, куда они направятся и чем их день окончится.

Тут дверь распахнулась, и в комнату зашел Федор. На лице его играла улыбка, а щёки были окрашены румянцем. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем он недавно занимался: несколько прядей его челки прилипли ко лбу, а глаза с поволокой и заметно вздымающаяся грудь выдавали недавнее участие в любовных игрищах.

Он подошел к кровати и, нарочито беспокойно трогая мой лоб, спросил:

– Как ты себя чувствуешь, Наташа? Я смотрю, ты уже пришла в себя, и лоб твой холоден.

– Конечно! Он заледенел от таких потрясений.

– Ты о чем, душа моя? – и он зыркнул на Аньку.

Она тут же откланялась и выскочила, ее как ветром сдуло.

– Помоги-ка встать, Феденька.

Он протянул мне руку, и она была влажной и горячей. Еще не успела остыть после недавних волнений.

– Федь… А почему у тебя руки влажные?

– Да я, Наташа… боялся опоздать, спешил к тебе. Хотел пожелать спокойной ночи, торопился, пока не заснула, вот и преодолел лестничный пролет на одном дыхании.

Врал он, как ему казалось, умело. Видя его довольное лицо, я усмехнулась и ничего не ответила, а потом потихонечку поднялась с кровати.

– Федя, отведи меня к нашей дочери. Я хочу ее увидеть! И пусть никто, слышишь, никто не преграждает мне дорогу! Я уже могу ходить и хорошо себя чувствую. Надеюсь, так же хорошо себя чувствует и она. Ведь ты же можешь ее видеть? Я тоже хочу!

– Да, Наташа, если ты этого желаешь, мы отправимся прямо сейчас.

Он взял меня под руку, и мы тихонечко пошли к покоям своей дочери. Вместе с ней жили кормилица и девушки, которые следили за ее состоянием.

– Федь… А как там Дарья Леонидовна? Отбывать не собирается?

Краем глаза я видела, что он даже не поморщился.

– Знаешь, душенька, пока, вроде, нет. А что такое? Я думаю, ее твой папенька должен восвояси отправить… или какой сигнал к этому дать.

В его словах была логика.

– Твоя правда, должен он ей сигнал дать. И… обязательно даст, в очень скором времени.

Он остановился, сжал мой локоть и сказал:

– Наташа, я же говорю тебе: ничего не было… Не было!

– Не было, не было… Хорошо, я тебе верю. Не было… не было… не было… – бормотала я себе под нос. – Федь, – окликнула я его.

– Да, душа моя.

– А хочешь, я расскажу тебе, что той ночью было?

– Какой ночью? – опешил он.

– Ну, тогда, перед свадьбой.

Он на несколько минут задумался, потом вспомнил и поспешно произнес:

– Нет! Не хочу!

– А чего так?! Ну, слушай. Дело было так…

– Нет, нет и нет, – быстро произнес он. – Остановись! Пускай при тебе останется! Не хочу, чтобы твой светлый образ тускнел в моих глазах.

– Ах! Смотрите, какой ранимый, – усмехнулась я. – Не хочет, чтобы мой светлый образ…

За разговорами мы дошли до покоев нашей дочери. Я отворила дверь и прошла внутрь. Там стояла колыбель, возле которой склонилась какая-то женщина. Она тихонько покачивала люльку, а потом повернулась к нам и сказала:

– Приветствую вас, Наталья Дмитриевна.

– Вон! – коротко приказала я.

Она поклонилась и быстро вышла.

Подойдя к колыбели, я заглянула внутрь. Дочь… Там лежала моя дочь. И хочу отметить, что это была лишь моя дочь, я поняла это сразу, как только ее увидела. Она была невероятно похожа на своего отца… на молодого человека по имени Петр, с которым я имела неосторожность вступить в близкие отношения. Пусть я его совсем уже не помнила, но стоило мне бросить один только взгляд на личико своего ребенка, и я сразу смогла представить каждую черточку его лица. Софийка была так на него похожа… Своей кожей, которая буквально просвечивала, и волосами, которые у нее были светлые, почти невидимые. Она смешно морщила носик и чмокала пухленькими губками. Она выглядела настолько маленькой, что мне страшно было к ней даже прикоснуться, я не знала, как взять это хрупкое создание. «Господи, разве не чудо ты явил мне?! – в порыве нежности подумала я. – Эта крошка – моя дочь! Моя! И больше ничья!»

Я очень аккуратно подняла ее из колыбельки и прижала к себе, нежно поглаживая теплый сверток.

– Наконец-то я обнимаю тебя, София… Наконец-то я смотрю на тебя, моя маленькая девочка. Ну, здравствуй! Я твоя мама. Меня зовут Наташа.

Федя стоял чуть поодаль и наслаждался картиной, которая разворачивалась перед ним. Он умиленно произнес:

– Наташка, ты похожа на Мадонну.

– Федь, – на свой страх и риск позвала я его, – подойди к нам. Я хочу посмотреть, как ты держишь свою дочь… нашего ребенка.

Он не заставил себя ждать, и по тому, как он смотрел на Софийку, я уверилась: пока он ничего не понимает. Но я уже знала, что это только вопрос времени. Наступит день, и он усомнится, и тогда это загнившее зерно упадет к нему в душу так глубоко, что пустит там корни… И однажды он всё поймет. А пока он держал ее, так нежно прижимая к своей груди, как лишь любящий отец может держать свое чадо.

– Софья Федоровна… смотри, доченька моя, вот по этой дороге папа увезет тебя…

Он подошел с ней к окну и приподнял ее на руке.

– Куда это ты собрался ее увезти?

Он повернулся и недовольно буркнул:

– Ну не мешай, Наташ, ну что ты всё время меня перебиваешь?! Ты что, не видишь, я со своим чадом общаюсь. Это же моя до-о-очь, кровиночка моя!

– Ну да… – спрятала я глаза.

И подумала: «А может, всё обойдется? Вдруг он не догадается? Чего заранее страшиться? Может, и не заметит. А что светленькая… скажу, что в маму мою пошла, благо он не видел ее никогда. Главное, сейчас он не знает всей правды, а я о нём всё знаю, и карающий меч в моей деснице…»

Федор поднял Софию на вытянутой руке к потолку, и мне отчего-то стало страшно: вдруг уронит.

– Дочку положи, это тебе не игрушка.

– Чегой-то я ее положить должен?! А может, я еще подержать хочу, может, прямо-таки не могу с ней расстаться, нету мочи оторваться от маленькой своей конфеточки? Ты только посмотри, какая она крошечная, какая лапушка… Наташа, мне кажется, она будет твоей точной копией.

Федор аккуратно положил дочь мне на руки. Я улыбалась, разглядывая ее смешное личико с белыми молочными пупырышками на носу. Она смешно зевнула и уставилась на меня своими темно-синими, чуть с поволокой глазами. «Хорошо бы, – усмехнулась я про себя, – если бы она и вправду была похожа только на меня».

Нежно покачивая дочку на руках, я ходила по комнате, шепча ей на ушко: