Милла Генрих - Не сдавайся. Твой день придет

– Он не мог так со мной поступить, – заревела я.

– Вот и я говорю, гнида он.

– Наверняка вы его заставили это написать.

– Ты за метлой своей следи! – зло произнес уголовник. Сжимая вилку до побелевших костяшек в кулаке. Острый взгляд с ненавистью уставился на меня, в котором я чуть не захлебнулась от страха.

– Извините, можно я возьму свои вещи и уйду? Обещаю, что не буду обращаться в полицию и квартиру перепишу на вас, только отпустите меня, пожалуйста, – испуганно просипела я.

Он молча жевал плов, обсматривая меня своими маленькими хищными глазами.

Ему было по виду лет 50, может, меньше, а может, больше. Мне трудно было понять его возраст. Сухощавый, сутулый, со шрамами и татуировками на голом теле, в одних семейных трусах сидел, развалившись за столом, а его тонкие ноги, вытянутые под столом, напоминали два кривых прутика.

– А ты девка ниче так, красивая и складная, люблю таких фигуристых, – он встал и направился ко мне, одной рукой почесывая свой пах.

Мда-а, в свои восемнадцать лет вдруг ощутила слабость и не подготовленность к защите. Ни нападать, ни защищаться я попросту не умела.

– Умоляю, отпустите меня, – писклявым голосом произнесла я.

– А че не убежала, когда я спал?

– Я думала, это ошибка, и когда вы проснетесь, уйдете.

– Ты че, отцу своему не поверила?

– Не знаю. Просто не думала, что такое возможно. Это ведь незаконно.

Он хищно улыбнулся, прижал меня к стене и схватил обеими руками за мои ягодицы, а своим носом уткнулся мне в шею и стал нюхать, при этом глубоко вдыхал, как будто с этим воздухом я и сама втянусь в одну из его ноздрей. Одновременно сильнее сжимал свои руки на моем заду. От него шел тяжелый запах немытого зэка. Я попыталась его оттолкнуть, но его руки сразу же перехватили мои запястья с такой силой, в один момент мне показалось, что еще секунда – и он обе мои руки без труда оторвет или сломает. А с виду ни за что не подумаешь, что у этого дохляка в руках такая сила.

Во входную дверь забарабанили.

– Кого ты ждешь? – прошептал он мне в ухо. Но не отстранился, а наоборот, одной рукой сжал мое горло. – Че, сучка, мусоров позвала?

– Я никого не звала и в полицию не ходила, – еле как выдавила голос из себя. – Я не знаю, кто пришел, правда не знаю.

В дверь тарабанили настырно и уходить как будто не собирались. От таких ударов вообще удивляюсь, как дверь не слетела с петель.

Он отпустил меня, уселся снова на табурет, налил полный стакан водки, выпил одним глотком, сморщился и сказал:

– Смотри, сучка, если врешь, достану тебя из-под земли. Иди посмотри, кто там.

«Сидел он спокойно, не суетился, значит, точно имел справку об освобождении.» – Промелькнула мысль в моей голове.

– Кто там? – спросила я у двери.

– Открывай, все свои.

– Кто свои, я вас не знаю.

– Ты че, коза, открывай давай, а то ща сам открою.

Из кухни я услышала приказной хриплый голос зэка:

– Открой дверь, посмотрим, кто у вас тут такой хамовитый.

Я уже не соображала, что мне делать. Отомкнула дверь, там стояли еще три бандита.

– Че так долго не открывала? – спросил главарь, по виду можно определить, что те двое – его охранники, так как все время озирались по сторонам.

Да и узнала я его, он один раз приезжал к тете Алле домой, о чем они спорили, я не знаю, но когда они ушли, я спросила:

– Теть Алла, это кто?

Она коротко ответила:

– Бандиты.

– Дома одна? – спросил он, не дожидаясь ответа.

– Одна, – проблеяла я.

– Вот коза, тебя не учили, что врать нехорошо?

– Я не вру, – нашла в себе смелость и опять дрожащим голосом ответила.

– А мы сейчас проверим, иди в комнату, – и подтолкнул меня к двери, затем, посмотрев на тех двоих, которые озирались по сторонам, добавил: – Приглядите тут, я сам разберусь.

Меня втолкнули в родительскую комнату и закрыли за мной дверь. Изоляция в комнатах была никакой, ее просто не было, и поэтому я услышала, как заговорил главарь:

– Здорово, Геныч, какими судьбами в наши края?

– Здорово, не ожидал, Байбут, тебя здесь увидеть. С чем пожаловал? – ответил сиплый голос Геннадия Валерьевича Макрушина.

– Че, даже не нальешь за встречу? – ответил другой голос.

– Проходи, гостем будешь, – ответил голос Геныча, затем услышала, как стукнулись стаканами. Потом пауза, и снова заговорил тот, который пришел с охраной, «Байбут» – имя странное, а может, это прозвище, не знаю, но именно так его назвал Геннадий Валерьевич.

– Геныч, нам тут малява с Магадана пришла, ты че, серьезно пришел у девчонки хату отжать?

– Малява, говоришь, а там не было начиркано, что я ее выиграл?

– Было, но понимаешь, братва в курсе, как ты у фуфлыжника выиграл, тебе че, не западло было?

– Байбут, я тебя уважаю, но за базаром следи. Хата мне здесь нужна, сам знаешь зачем.

– Геныч, ты меня в свои дела не вписывай, лучше скажи, ты про Алку Лютик слыхал?

– Приходилось, че, базар о ней хочешь держать?

– Ну так вот, тебе от Лютика пламенный привет, Геныч. Она спрашивает: потолок тебе не давит?

Они оба засмеялись.

– Байбут, я в толк никак не возьму, че ты мне тут про Алку гонишь, я с ней дел никогда не имел, – серьезным тоном заговорил Геннадий.

– Теперь будешь иметь, ну а раз слыхал о ней, то наверняка знаешь, она хоть и на зоне чалится, но руки у нее длинные, до тебя дотянутся. Девчонка эта ее крестница.

– Да ну, а че мне про это до воли никто не говорил?

– Так вот, Геныч, я тебе сейчас и говорю. Поэтому заплати девчонке за гостеприимство и вали отсюда, тогда братва постарается забыть твою позорную игру с фуфлыжником. Это Алкино условие. И лапы от пацанки держи подальше.

Дверь хлопнула, и настало затишье. Я сидела в углу и боялась шелохнуться, напомнить о себе. Не знаю, сколько прошло времени, от напряжения затекли ноги, я так и осталась сидеть на корточках у стены. Страх медленно парализовал, раз до сих пор сижу как прибитая к месту. По ту сторону комнаты ни звука не доносилось. И я подумала, может, зэк вместе со всеми ушел, надо быстрее хватать самое необходимое и бежать, пока еще не поздно. Только я об этом подумала, как дверь толкнули, и на пороге комнаты появился Геныч. Он был одет так же, как и заявился утром, в джинсах, майке, и шапка снова натянута до глаз.

«Уходит», – мелькнуло в голове.

– Че уселась, иди сюда! – приказал он.

– Боюсь вас, вот и уселась, – негромко ответила ему.

Он присел на корточки рядом со мной и, глядя мне в глаза, тихо сказал:

– Я так понял, идти тебе некуда, родичей у тебя нет?

– Нету, я одна.

– Знаешь, красавица, карточный долг – это святое, и ты моя со всеми своими потрохами вместе с хатой. Тут даже Алка тебя не спасет. Хоть она и старается крыльями трясти.

– Отпустите меня, пожалуйста.