Юлия Николаева - Я тебя (не) прощу

Вот она, выскопарность слога, полученная от Стендаля, Бальзака и Мопассана. А я, между прочим, говорила от души, не пытаясь набить себе цену.

Но в тот раз, конечно, перегнула палку. Леха промолчал, а я решила, что вопрос закрыт. Однако оказалось, все куда сложнее, и вскоре я в этом убедилась.

Прошло еще два месяца, я ездила на учебу, а потом встречалась с Лехой. Каких только причин для отлучек я не придумывала, даже решила вступить в какой-нибудь институтский комитет, чтобы списывать на него свое отсутствие. Но это оказалось ненужным. Судьба сделала мне подножку, когда я не ждала, и все разом полетело в тартарары.

В тот день матушка собиралась встретить на вокзале старую подругу, проводить ее до дома и посидеть в гостях. Обрадовавшись тому, что у меня свободный вечер, я отправилась на встречу с Лехой, назначив ее далеко от моего места жительства. Мы встретились и пошли к машине, она стояла во дворе, и вот там столкнулись с мамой и ее подругой.

Картина была хлеще, чем в "Ревизоре". Замерли все. Пока я придумывала, что сказать, матушка пришла в себя.

– Милана, кто этот мужчина? – по всей видимости, она начала смекать, что к чему. Не успела я и рта раскрыть, как Леха заявил:

– Мы с Миланой встречаемся, она прекрасная женщина и восхитительная любовница.

Я до того обалдела, что забыла и о маме, и о ситуации, просто уставилась на него с открытым ртом. Он не изменился в лице, словно происходящее не являлось чем-то из ряда вон выходящим, и он не рушит сейчас мою жизнь. Матушка и ее подруга тоже обалдели и рты открыли, правда, первая очень быстро пришла в себя, покраснела и высказалась:

– Да как вы смеете?.. – поймав мой взгляд, осеклась. – Милана, это правда?

Впервые в жизни я не нашлась, что ответить, боясь, что любое слово усугубит ситуацию. Впрочем, говорить ничего и не надо было, мама поняла, что никакой это не розыгрыш, и начала хватать ртом воздух, подбирая слова.

– Ты немедленно пойдешь со мной, – она схватила меня за локоть, а Леха аккуратно придержал за второй. Я уставилась на мужчину, этот мерзавец учтиво заметил:

– Зачем так реагировать? В конце концов, мы встречаемся не первый месяц.

Я пыталась понять, почему он так со мной поступает? Матушка тем временем, не выдержав и забыв, видимо, о том, что она православная христианка, залепила мне пощечину, добавив несколько ругательных слов. Я, в отличие от нее, вспомнила православные устои, потому со смирением подставила вторую щеку. Это, кажется, только усугубило ситуацию. Мама вырвала меня из рук Лехи, который несильно противился и даже подпихнул меня в ее сторону. Вскоре я была дома, заперта в комнате. Лежала на кровати и злилась. По большей части на Леху. Ведь он видел, что происходит, и вместо того чтобы подыграть, все испортил. И сделал это специально. Я силилась понять причину, ведь все было так хорошо. В конце концов, пришла к выводу, что надоела ему, и он просто воспользовался ситуацией.

– Вот поганец, – шипела я, прохаживаясь по комнате.

К ночи стало только хуже: мама заявила, что не видит другого выхода, как отправить меня к тетке под Смоленск. Я ужаснулась: тетка была еще более набожной, чем мать, жила и работала при женском монастыре. Очевидно, матушка решила, что мирская жизнь мне не по плечу, и спасение я могу обрести, только укрывшись за монастырскими стенами. Протестовать я не стала, наоборот, смиренно приняла решение, в тайне надеясь, что мать отойдет и смягчит наказание. Однако прошло десять дней, а лучше не стало: с теткой было все оговорено, билеты на автобус куплены, а я, сидя под домашним арестом, должна была собирать вещи, чтобы через два дня отбыть в заточение. По счастью (ну это так мама говорила), никто о моем позоре не узнал, так что был шанс не запятнать честь нашей семьи, главное, поскорее от меня избавиться. Папа, как ни странно, принял мою сторону, пытаясь доказать маме, что оступиться может каждый, и что спасать меня надо не гнетом, а любовью, как и начертано в известной книге. Но она забыла обо всех книгах, потому что переубедить ее не было никакой возможности. Стало очевидно, что жизни моей конец: все мечты и цели так и останутся нереализованными. И ладно бы я не знала, как это – жить иначе, но нет, мне придется умирать за высокими стенами и вспоминать миг счастья. Связаться с Лехой не было возможности, телефон были изъят.

А потом я поняла, что не смогу смириться с такой несправедливостью. Вся натура взыграла во мне, и голос внутри стал нашептывать, набирая силу, о том, что никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, что я взрослый человек, сама себе хозяйка, что я смогу выжить, и плевать на то, кто что обо мне подумает. Да если родная мать готова похоронить дочь в монастыре против ее воли, на что она вообще нужна? Дошла я до самых ужасных мыслей, а когда вскочила из постели, часы показывали полночь.

Стараясь не шуметь, я принялась связывать концы простыней, взятых из шкафа. Благо, мы жили на третьем этаже, внизу росла раскидистая вишня, а решимости во мне было столько, что я готова была выскочить из окна прямо на швабре, как Маргарита в известной книге. Воистину, что-то во мне замкнуло в ту ночь, и я стала самой натуральной бесстрашной ведьмой. Паспорта и денег у меня не было, а больше брать с собой было нечего. Одевшись, я поползла по простыням вниз и вскоре бодро вышагивала по ночному городу. Идти было некуда: родственники сообщат маме, близких подруг у меня нет. Потому я пошла к Лехе.

Консьерж меня знал и пропустил сразу. Леха встретил в холле в трусах и футболке. О моем приходе ему сообщили, дверь в квартиру была открыта, хотя он ее частенько не закрывал все из-за той же дурацкой привычки играть со смертью в поддавки и догонялки. В холле горел тусклый свет. Я замерла, глядя на мужчину со злостью, он только усмехнулся. Покачав головой, я прошла в кухню и налила вина, достав бутылку из шкафа. Леха замер, привалившись к стене и разглядывая с интересом.

– Забыл, как я выгляжу? – не удержалась я, отставляя бокал.

– Соскучился.

– Неужели? А не ты ли сдал меня? Теперь я осталась без жилья, мне пришлось сбежать из дома, потому что мать собирается отправить меня…

– В монастырь, – закончил он, я уставилась на него с подозрением.

– Откуда знаешь?

– Детка, – покачал он головой, проходя и усаживаясь за стол, – ты же не дура, видишь, что я не парень с твоего факультета. Ты думаешь, я ничего о тебе не знал? Кто ты, кто твои родители, чем занимаешься, где учишься? Вся твоя конспирация с явками и паролями…

– А какого черта разыгрывал неведение? – разозлилась я.

– Сначала не верил, думал, ты развлекаешься. О тебе говорят, что ты примерная девочка, нежная, девственная душа, посвятившая жизнь Богу, а я каждый раз видел перед собой сексуальную беспринципную стерву. Ну а когда понял, что ты на самом деле и есть эта стерва, а все остальное притворство, стало интересно. Вот я и играл в шпионов, ожидая, что либо тебе это надоест, и ты расскажешь мне правду, либо все само собой разрешится. И, как видишь, – тут он вздернул бровь, – все само собой разрешилось.