Юлия Николаева - Я тебя (не) прощу

– Само собой? – разозлилась я еще больше. – Ты сдал меня, заявив моей матери, что я твоя любовница. Если ты знал, что за этим последует, на хрена это сделал?

Я подошла к нему и наклонилась к лицу, опершись руками на спинку его стула. Некоторое время он смотрел вперед, размышляя о чем-то, потом перевел взгляд на меня.

– Я готов играть в любую игру, которую ты затеешь, хоть до бесконечности, – сказал, глядя мне в глаза; взгляд его изменился, и у меня мурашки по спине поползли, таким я его еще не видела, – но есть одно но: я хочу быть уверенным в том, что ты будешь моей.

– Что? – нахмурилась я, не понимая. Он вдруг ухватил меня сзади за шею и притянул вплотную к себе.

– То и есть, детка. Ты моя, моя навсегда, и я не собираюсь с тобой расставаться. Однако ты дала понять, что наш роман скоротечен. В мои планы это не входит. – Я смотрела в его глаза, не в силах сказать ни слова. Он меня отпустил, и я шарахнулась в сторону, замерев возле кухонного гарнитура. Леха, закурив, подошел к окну и, выдохнув дым в открытую форточку, продолжил. – Потому мне ничего не оставалось, как поставить тебя в положение, когда ты сама придешь ко мне.

И тут до меня дошло окончательно. Пока я мнила себя великим стратегом, он обошел меня, особенно не запариваясь. Раз, и сделано.

– Ты это серьезно? – все же не могла поверить. Он пожал плечами.

– Специально я ничего не придумывал, просто обыграл ситуацию. Про твою семейку наслушался, потому догадался, что мать отправит тебя подальше, а ты с твоим характером непременно не выдержишь и сбежишь. Пойти тебе некуда, так что… – он развел руками, а я застыла, запустив пальцы в волосы. Голова не работала. Посмотрев на Леху, спросила:

– И что теперь?

Он подошел ко мне, затушил окурок в пепельнице за моей спиной, не отрывая от меня взгляда, и сказал негромко, но у меня опять мурашки по спине поползли:

– Я хочу, чтобы ты поняла: ты моя, и выбрось из своей головы мысли о том, что мы расстанемся. Этого не будет, детка. Если только один из нас умрет. Поняла?

Мы смотрели друг на друга, словно боролись. Словно тот, кто первым отведет взгляд – проиграет и будет вынужден подчиниться. Но такого не будет. Я слишком долго подчинялась, чтобы теперь сдаться, пусть Леха мне и нравится. А еще я умею притворяться, что бы он там ни говорил – умею. Хорошо умею. Я улыбнулась и, ухватив резинку трусов, притянула мужчину к себе. Он вздернул бровь, внимательно меня разглядывая, а я потянулась за поцелуем. Леха ответил, и очень быстро мы оказались в спальне.

Утром я позвонила домой, трубку сняла мама. Боялась, что она не захочет со мной говорить, но она сказала немало.

– Мы должны все обсудить, – это единственное, что пыталась я до нее донести.

– Нечего обсуждать, – отрезала мама. – Ты своим поступком показала, как относишься ко всему, что важно нашей семье. Я ограничивала тебе ради твоего же блага, но, видимо, если внутри гнилье, то ничем этого не исправить.

На глазах навернулись предательские слезы.

– Я не сделала ничего плохого…

– Ты врала, прелюбодействовала и совершенно в этом не раскаивалась. И вместо того чтобы просить прощения, сбежала. К нему ведь, да? Он же взрослый мужчина, надеюсь, хотя бы не женат?

– Мам, все не настолько ужасно. Мы с Лешей…

– Ничего не хочу знать, ни о тебе, ни тем более о вас. Не звони, пока не одумаешься.

Она повесила трубку, я вздохнула, качая головой. Поймала Лехин взгляд.

– Все будет нормально, – успокоил он меня, – ты единственный и долгожданный ребенок. Другой вряд ли появится. Так что отойдет и сама попросит о встрече. Дай ей время свыкнуться с новыми обстоятельствами.

Леха был прав, я кивнула, он притянул меня к себе, усаживая сверху.

– Ты очень сексуальна в моей футболке.

Я усмехнулась, погладив его по волосам. Он вдруг посерьезнел так, что я не могла этого не заметить.

– Что? – уставилась на него. Он качнул головой.

– Подумал: ты еще себя покажешь.

– Непременно, – наклонилась я к нему, – кое-что покажу прямо сейчас.

Естественно, я осталась жить у Лехи. С ним было классно, он меня баловал, потакал моим капризам. Я решила, меняться так меняться, обновила гардероб и перестала косить под монашку, став самой собой. Отношение ко мне резко изменилось: парни стали обращаться внимание, но теперь они мне были неинтересны. Мало кто мог дотянуть до Лехи. Родственники обходили меня стороной, даже здороваться перестали, когда видели. Мама осталась по ту сторону жизни, и дороги туда мне не было. Я не хотела меняться, я хотела жить. С папой мы встречались тайком, сидели в кафе, общались. Он мой выбор принял и радовался, когда я говорила, что счастлива. Только беспокоился, что с мамой нам не помириться. А она встала в позу, отказавшись даже говорить со мной, когда я встретила ее после работы. Мне оставалось лишь смириться с этой ситуацией, тем более что жизнь с Лехой компенсировала все невзгоды.

Жили мы интересно, бурно, страсти кипели. Трепали нервы друг другу будь здоров, и каждый получал свой кайф, особенно когда мы перемещались в постель. Бальзак мог бы написать по нам целый раздел под названием «Сцены интимной жизни», ибо секс дошел до апогея: еще чуть-чуть, и просто разорвет от блаженства. В быту проблем тоже не было, готовить меня не заставляли, в доступности были рестораны и службы доставки, а в квартиру два раза в неделю приходила уборщица. Таким образом, все свое время я посвящала Лехе и личным радостям. Ела их большой ложкой, словно пытаясь наесться за все прошлые годы поста.

Среди Лехиных знакомых обо мне быстро узнали, он таскал меня везде, гордился, выставлял напоказ. А мне было в радость ловить восхищенные взгляды мужчин и завистливые женщин. Наконец моя красота раскрылась, перестала прятаться за дурацкими шмотками. Я тешила свое тщеславие, принимая или нет предложения о дружбе, которые сыпались на меня постоянно. Некоторые мужчины осмеливались предложить даже постель. Я рассказывала Лехе обо всех, а он только посмеивался.

– Я в тебе уверен, детка, – сказал мне как-то, – ты не предашь.

И вот сейчас, спустя почти восемь лет, я сижу напротив, предавшая его и сбежавшая с другим.

Мы так и молчали, я предавалась воспоминаниям, Леха, подозреваю, тоже.

Наконец он покачал головой, усмехаясь, словно не веря в происходящее.

– Все-таки жива, – проговорил негромко. Я промолчала, опустив глаза. Жива, только не знаю, хорошо это или плохо? И что будет дальше.

– Ты, наверное, не прочь принять душ, я подожду, – услышала его слова и в удивлении подняла глаза. Он только добавил. – Где ванная, ты знаешь.

Я встала, потопталась на месте, не зная, что ответить.

– Спасибо, – пробормотала все же и направилась в ванную.