Юлия Николаева - Я тебя (не) прощу

– Боря, оставь нас, пожалуйста, я с тобой свяжусь.

Борька, не ожидавший подобного развития событий, тихонько сбежал, прикрыв за собой дверь.

Леха приблизился, разглядывая мое лицо. Я не знала, что сказать, а смотреть на него боялась. Когда подняла глаза, он залепил мне пощечину. Развернувшись, направился в гостиную, кинув на ходу:

– Идем за мной.

Я потерла щеку, глянув в зеркало: она стала ярко-красной и горела. Пощечину я получила заслуженно, потому молча прошла через гостиную в кухню, отделенную аркой. Леха стоял у окна и курил, глядя на улицу. Я села за стол. Докурив, он затушил окурок в пепельнице, стоявшей на подоконнике, и потер лицо. Я украдкой рассматривала его. За эти годы он почти не изменился: высокий, хорошо сложенный, выбритые виски, серьга в ухе. Карие глаза смотрят серьезно, пухлые губы плотно сжаты. Многие Лехины знакомые утверждали, что он никогда не смеется и даже не улыбается – отчасти это было правдой. Смеялся он очень редко, я лично была свидетелем подобного всего несколько раз. В такие моменты у него появлялись ямочки на щеках, и он был похож на озорного мальчишку. Улыбку Леха как будто считал излишней роскошью, так что люди могли наблюдать ее жалкое подобие в те моменты, когда он быстро ухмылялся, и уголки губ на мгновенье растягивались. Леха был серьезен всегда.

Сейчас он уселся напротив меня, поглядывал, сохраняя тишину, потому ничто не мешало воспоминаниям, всплывавшим в голове.

Надо сказать, вся моя жизнь виделась сплошным недоразумением. Воспитанием моим занималась мать – женщина богобоязненная и готовящаяся к жизни после смерти в Царстве Небесном. Сумеет ли туда пробраться отец, она не знала, но вот меня вознамерилась взять с собой, потому с ранних лет я воспитывалась в предельной строгости. В детский сад не ходила, а когда пришло время идти в школу, была отправлена в женский пансион с церковным уклоном. Годы обучения были одними из самых тягостных в жизни. Я не понимала и не принимала того, что нам прививали, и в голове моей витали мысли совершенно противополжные. Касались они той, другой, жизни, которая мне виделась не такой уж ужасной. В переходный возраст к этим мысялм добавились новые, которые терзали не только ум, но и тело. Стоило завести об этом разговор, как мне ужесточили режим. Вот тогда и стало ясно: лучше молчать и делать вид, что меня все устраивает. А свои мысли и желания оставить при себе. Я оказалась отличной притворщицей – никто и заподозрить не мог, насколько на самом деле я далека от церковных истин и чем живу в своих мечтах.

После школы я вернулась в наш город и поступила на филологический факультет по велению мамы. Она бы с удовольствием отдала меня в семнарию, но отпускать в Москву не считала возможным, потому выбрала самый безопасный на ее взгляд факультет. После пар я сразу должна была идти домой, у мамы с дисциплиной было не менее строго, чем в пансионе. А мне, конечно, хотелось другого. Я расцвела, превратившись из подростка в красивую девушку с сексуальными формами. По крайней мере, мне так казалось, когда я тайком просматривала в библиотеке журналы.

Подруг у меня не было, в институте звали монашкой, потому что я одевалась и вела себя соответствующе. Вся моя жизнь сосредотачивалась на книгах – в них я искала отдушину, окунаясь в истории любви. Жизнь шла день за днем, и каждый прошедший был копией следующего. Я терпела, надеясь, что когда-нибудь смогу вырваться и начать жить так, как хочется мне.

Все вышло случайно. В тот год мать пристроила меня в местный хор барабанщиц, так что в моей жизни добавились еще часы нудных репетиций. Делать вид, что мне интересно, становилось все сложнее, характер рвался наружу, и приходилось прикладывать много сил, чтобы сдерживаться.

Проводя основное время в молитве, мама требовала того же от меня, не замечая, насколько я далека от подобного образа жизни. Возможно, попробуй она подать свою идею доступнее, все бы получилось. А так во мне росли только протест и раздражение: на семью, на жизнь, на Бога. С папой отношения были доброжелательными, но неблизкими, чему также способствовала матушка. Я долгое время удивлялась, как они умудрились сойтись. У папы был мягкий, спокойный характер. В свое время его бросила жена, он подался в церковь, где встретил матушку. Что-то там на небесах замкнуло, потому что мама, которой в тот момент было тридцать восемь, вцепилась в мужчину. Через год появилась я, хотя смутно представляю матушку, занимающуюся любовью с отцом. Впрочем, я в прицнипе смутно представляла весь данный процесс.

Я до сих пор помню день нашей встречи с Лехой до мелочей, потому что он стал поворотным для всей моей жизни.

Леха Дьявол получил свое прозвище за то, что прослыл бессмертным. Началось все в детстве. В семь лет мальчик Леша ехал на велосипеде и попал под грузовик. Вмятина на бампере, велосипед вдребезги, а он без единой царапины. Вот тогда кто-то впервые сказал, что Леха родился в рубашке. После этого случая у мальчика замкнуло в голове, и он стал вести безбашенный образ жизни. К шестнадцати годам Леха перезанимался всеми экстремальными видами спорта, не получив ни одной серьезной травмы и заслужив несколько КМС. Спорт его интересовал мало, хотя ему пророчили блестящее будущее. Леха бросил все разом: он просто проверял теорию о том, что родился в рубашке. Чем больше она подтверждалась, тем больше он рисковал. Окончив школу, Леха поступил в институт на физвос. Проскучав два года, подался в армию, решив, что лучшего способа проверить удачу, нет. Отвоевал четыре года в горячей точке и вернулся без единого ранения. Решил заняться бизнесом. К нему пришли ребята бандитского вида, и Леха, почуяв азарт, бросился с головой в новый для себя вид деятельности. Подался в низы и очень увлекся. Очнулся через четыре года, поняв, что бороться не с кем, он добился всего, чего хотел. И это в двадцать шесть лет. В ту суровую годину он и получил свое прозвище. Леху называли везунчиком, дела его шли как по маслу, недовольные люди откалывались, не причиняя вреда, а многочисленные попытки устранить его не привели к успеху. В шутку говорили, что Леха заключил договор с дьяволом, потом кто-то пошутил, что он сам как дьявол, и прозвище неожиданно прижилось.

Когда мы с Лехой Дьяволом встретились, мне было девятнадцать, а ему двадцать семь.

Казалось бы, такие, как мы, не пересекаются, но судьба любит смеяться над людьми, сталкивая их в совершенно неуместных ситуациях.

Было лето, пару дней назад я закрыла сессию третьего курса и теперь активно барабанила в хоре, готовясь к торжественному параду в честь дня города. Я возвращалась с репетиции, волоча за спиной барабан и размышляя о том, как буду идти в первом ряду, одетая в уродскую юбку и блузку, в то время как остальные девочки будут сверкать красивыми нарядами. Матушка велела не разглядывать людей на улице, но я все равно это делала, потому что большинство мне казались представителями другой планеты, и я занималась тем, что придумывала про них истории. Дожидаясь зеленого сигнала светофора, пялилась на стоящего неподалеку фрика со смешной прической, одетого в яркие шмотки. Когда началось движение, зашагала по зебре, переключив внимание на дорогу. Возле пешеходного перехода на другой стороне стояла красивая машина, ее владелец, парень лет двадцати пяти, курил, привалившись к капоту. На мгновенье мы с ним встретились взглядами, и внутри неожиданно екнуло. Можно назвать это предчувствием. Я не интересовалась мужчинами, не рассматривала их с точки зрения привлекательности, но тогда странное внутреннее ощущение заставило остановиться и обернуться, когда он меня окликнул. Естественно, в любой другой день я бы пошла дальше, делая вид, что не слышу, или коротко и емко дав отпор. Но я остановилась, и теперь уходить казалось неприличным. Парень подошел, окинув взглядом, вздернул левую бровь и спросил: