Иман Кальби - Ничья…

Васель встал перед ним, подобно победителю. Его кровь закипала, глядя на этого наглого ублюдка, укравшего у него то, что принадлежало ему.

– Встань, осел – грубо сказал он ему.

Карим не пошевелился. Васель подошел к нему и наотмашь ударил по синему и вспухшему от побоев лицу.

Тот выплюнул кровь, но не пошевелился, процедив сквозь зубы, – Что с того, что ты бьешь меня связанным? В этом вся твоя сила, Увейдат? – он снова сплюнул кровь и даже не стал поднимать глаза на пылающего гневом парня.

Васель усмехнулся.

–Идиот хомрский, я хочу, чтобы ты встал, потому что собираюсь снять с тебя наручники и поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.

Раньше он часто называл так Карима, в шутку, закипая от его упертости, правильности и прямолинейности.

Разбитые губы Карима тоже искривила усмешка, то ли от аналогичных воспоминаний, то ли от желания врезать Васелю. С большим трудом, опираясь локтями о стол, он привстал. Видно было, что движения от побоев даются ему нелегко, – Валяй.

Васель нажал специальную кнопку и позвал стражников.

– Снимите с него наручники, – сухим и не требующим возражения голосом отчеканил он.

Те не осмелились возражать, хотя и переглянулись испуганно, сняли оковы.

– Вон, – снова процедил он им, – и вызови мне ответственного за содержание Диба. Почему он больше похож на кусок фарша, чем на человека?

Стражники заметно занервничали и засуетлились.

– Ну, так процедура… Отработанная… Допросы…

– И что, много сказал на ваших «допросах»? – презрительно плюнул Васель, не глядя на них, зато не отрывая глаза от Карима.

Те раболепно молчали.

– Вон, – повторил Васель. Послышался скрип железной двери. На минуту в комнате воцарилась тишина.

– Чем обязан такой чести? – продолжал с усмешкой Карим.

– Чести? Просто хочу набить тебе морду.

С этими словами он со всей силы двинул по челюсти Карима. Тот отлетел к стене, но собрался и попытался ответить, схватив Васлея за кофту. Ему явно было тяжелее из – за полученных ранее побоев. Васель снова размахнулся и зарядил ему по физиономии. Карим упал на стол, во рту стало солено от крови.

– Вставай, маньюк (араб. – мат), – закричал Васель.

Карим постарался собрать последние силы, и когда Васель немного отвлекся, будучи убежденным, что его пленник почти в предобморочном состоянии, с силой подкосил его ноги. Увейдат с грохотом свалился на пол. Их тела снова сцепились. Катаясь по полу и выкрикивая ругательные слова, они попеременно пытались задушить друг друга. Оба, словно загнанные звери. Крик не остался незамеченным снаружи. В комнату ворвались трое охранников, растащивших их. При этом схватившие Карима успели быстро нанести ему три – четыре удара под дых.

– Я просил оставить нас! – закричал Васель, – Вон или я посажу вас к нему в клетку!

Охрана, ничего не понимая, снова вышла наружу.

Карим полулежал, опершись спиной о стену, откашливаясь от полученных ударов.

– Хорошо дерешься, не так, как в молодости, – обратился к Васелю.

Тот лишь хмыкнул, поправляя одежду и вытирая кровь из – под носа. Увечий на нем было в разы меньше, но драка не прошла абсолютно бесследно

– Я должен воспринимать комплимент от феллаха (араб. – деревенщина, крестьянин) с почтением? – издевательски проговорил он.

– Нет, что ты. Это ты почтил меня тем, что сам возглавил мой захват в Хомре. Хотя… Как могло быть иначе… Я тоже хотел бы убить за такое. Каково это, когда твоя женщина больше тебе не принадлежит?

Васель собрал все свои силы, чтобы снова не пуститься в драку, но она была просто бессмысленна. Он не мог даже удовлетворения получить от наносимых Кариму ударов – слишком избит, изможден был тот. Настоящий боец никогда не будет бить того, кто слабее. А сейчас физически это было именно так.

– Влада никогда не переставала мне принадлежать, Карим. Ты сам это прекрасно знаешь. Так будет всегда… Да, возможно, она оступилась, возможно, пыталась выжить и подстроиться под ситуацию, проявив слабость и связавшись с тобой. Это ее вина, и она еще ответит передо мной за нее, но не питай иллюзий, что она сохнет по тебе или оттолкнула меня, как только мы оказались вместе снова. – В последнюю фразу он преднамеренно вложил неоднозначный смысл. Пусть мучается, пусть горит так же, как горит сам Васель… Он говорил эти слова, и его кровь наливалась раскаленным железом…Верил ли он сам в то, что слетало с его уст? Как он ни пытался бороться с собой, яд сомнений и ревности не оставлял его. Сейчас, когда он смотрел на этого возмужавшего, эффектного мужика, мужественно выглядевшего даже в своем плачевном состоянии, опасения и догадки о том, что Диб все же был кем – то большим для нее, чем мимолетным соблазном на фоне стресса, накатывала с новой разрушительной силой…

Карим усмехнулся, хотя на самом деле почти подавлял слезы…Мысль о том, что она снова в объятиях этого Васеля разъедала его внутренности, словно кислота…Да – да, не только сердце, а все тело…Оно ломило и горело:

– Что значит, она ответит перед тобой? Ты еще и виноватой ее выставил? Это так в твоем стиле, Васель… Ты хоть понимаешь, что ее сердце разбито от новости о твоей свадьбе? Не смей причинять ей боль! Она не заслуживает этого!

Столько отваги в его взгляде, столько отчаяния. Васелю стало даже обидно. Он защищает ее даже сейчас, даже сейчас думает о ней, не о себе… Это внушало уважение, но еще… еще это внушало желание разбить ему морду, разорвать… Слишком хороший, слишком правильный, слишком идеальный, чертов рыцарь, на фоне его самого, кругом ошибающегося, косячащего, ослепленного эгоизмом своих чувств… Карим умел любить, даря… Потому что вырос в нормальной семье, знал любовь родителей, братьев и сестер. Васель, как ни пытался переломить внутреннее «я», продолжал вырывать любовь у жизни, словно ему было вечно мало. Словно он боялся, что его обделят, как обделяли раньше, в детстве. Недолюбленный, нежеланный, чужой…

Васель был быстр, как пантера. Карим получил то, чего желал. Облегчающий внутреннюю боль от утраты Ее кулак со всей силы заехал ему по челюсти уже третий раз за последние двадцать минут…Нервные окончания ответили в мозг. Хотя бы минуту не думать о ней и о нем вдвоем… А вот Васель так и не обрел желаемого освобождения…

– Я сделаю из тебя кебаб, кус ухтук (араб. – мать), не смей даже думать о ней, нелюдь! Она моя! Даже не смей о ней заикаться! Заткнись! – кричал он в неистовстве.

– Я заткнусь только тогда, когда узнаю, что она не ждет от меня ребенка! – прошипел он в ответ.

– Не волнуйся, это не произошло! Единственным мужчиной, от кого она родит детей, буду я, Диб. Запомни это раз и навсегда, что бы ты там себе ни нафантазировал! – злобно отчеканил Васель, не сводя взгляда с бывшего друга. – И тебе ли говорить о нежности, Диб? Смотрю, это тюрьма сделала тебя таким сентиментальным?! А как на счет того, что ты изнасиловал девушку в отместку мне? Это ты так мне отомстил за ту историю? Много ты знаешь!