Ольга Демидова - Любовь нечаянно нагрянет

Обескураженное лицо Светланы вытянулось, губы задрожали, сердцебиение участилось, глаза наполнились слезами, скатывающимися по лицу, а стройное, красивое тело трепетало и вздрагивало. Однако это не было волнением чувств, которые она раньше испытывала к нему, вернее, не была подобная реакция вызвана любовью и страстью, как по ошибке вдруг счёл он, а ответом на пережитые мучительные страдания, которые он причинил ей своим предательством, и более всего признаками душившего её заболевания. В выпуклых серых глазах серебристой искрой отразились работа ума, мысли. Что делать? Может, принять его? Без мужика в деревне тяжело. Но тут же спохватилась – а с ним разве легче? С какой готовностью, ссылаясь на усталость, он перекладывал даже мужские дела на неё, слабую, хрупкую женщину! Да и отгорел костёр её любви к этому подлому изменнику! Залила она его горькими, солёными слезами – не возродить из пепла! Детям, конечно, нужен отец, особенно младшему Арсению. Малыш часто спрашивает: где папа, когда он приедет? Простить, предположим, можно. Это будет по-христиански. Но, сойдись она с мужем снова, как будет жить бок о бок с ним с надорванным сердцем, терпеть рядом чужого по духу человека, мучиться сознанием, что когда-то он предпочел ей другую женщину? Разве от этого детям будет лучше? Неужели они скажут матери спасибо, что росли в невыносимо-тягостной обстановке, полного холодной ненависти дома?

– Любимых не бросают, подвергая их прилюдному унижению! – сурово сдвинув тонкие гордые брови, с накопившимся ожесточением и высокой тональностью в голосе почти выкрикнула она. Ядовитая обида, чувство злого непрощения и ненависти снова вернулись к ней. Лицо запунцовело, крылья носа затрепетали: – Я не верю тебе!

– Пойми, по иронии судьбы с каждым это может случиться, – поникнув головой, тихо проговорил он, надеясь убитым видом снять с себя часть вины, обезоружить и сбить её с толку. – Никто не виноват, просто у меня наступил критический возраст! Ну, ты же понимаешь, о чём я… – смущённо пробормотал он.

– Что? – брови обескрыленной Светланы приподнялись, лицо вытянулось, она взглянула озадаченно и потерянно. Оказывается аморальному поведению, вседозволенности, измене тоже можно найти оправдание! Да как он смеет играть на её чувствах?! Не удержавшись, она засмеялась зло и насмешливо. – Всё-всё, не надо больше слов! Ты сделал свой выбор, будь уж доволен им! Об одном прошу – увези из дома всё, что хочешь: забери машину, мебель, корову, бычка, кур, а мне с детьми оставь квартиру, крышу над головой. И я не буду требовать от тебя алиментов.

– Ты должна простить меня, хотя бы ради сына и дочери! – ошеломлённый её категоричностью, настаивал он, всё ещё стоя на коленях и втайне надеясь, что до развода и раздела имущества дело не дойдёт.

– Я ничего тебе не должна! – нахмурившись, устало произнесла женщина. – Ты предал нас! Прощай! – И она с печальной беспросветностью показала ему на дверь. А сегодня, с утра, состоялся суд, который поставил точку над их несостоявшимися семейными отношениями.

Она очнулась от устремлённых на неё лучистых, добрых глаз шефа и вдруг легко, свободно улыбнулась – всё, что ни делается, – к лучшему! Наконец-то обескровленная душа её почувствовала себя раскованной, вольной птицей!

– И всё же жаль, что вы не дали согласие возглавить школу, – разочарованно протянул тот. – Я, право, в затруднительном положении. Директора, простите за каламбур, на дороге не валяются.

Луговая предложила кандидатуры Николая Попова и Ивана Колесникова, подчеркнув их достоинства – оба молоды, не пьют, не курят.

– Вы так считаете? А Иван Иванович порядочен? – заведующий, проигнорировав почему-то кандидатуру Попова, остановился на Колесникове, но, видимо, и тут не обошлось без добровольных осведомителей! Стань она директором – про каждый верный и неверный шаг её с таким же успехом кто-то будет докладывать начальству! Она не горит желанием стать заложницей нездоровой обстановки в коллективе! Лучше быть независимой и свободной в своих действиях, трудиться рядовой учительницей! А Калюжный на слова Светланы о том, что она ничего плохого за Иваном Ивановичем не замечала, добавил: – Надо подумать.

Вскоре и впрямь директором школы был назначен Колесников. Пётр Дворников, крепкий, коренастый его предшественник, опомнившись, предложил организовать сбор подписей против преемника. Умный, сдержанный, интеллигентный, но медлительный Николай Попов и Елизавета Кутяпова, женщина вздорная и склочная, собрав подписи учителей, подошли и к Светлане, когда она, проверяя тетради, сидела после обеда в пустом классе. Прочитав письмо-протест, которое сводилось к тому, что Колесников недостоин руководящего кресла, та, возмущённая, вскинула больные глаза на коллег.

– Извините, я не могу подписать эту кляузу! – бросив ручку с красным стержнем на стол, заявила она.

– Почему? – меланхолично спросил Попов, усевшись вместе с Кутяповой за парту. – Мы написали правду!

– Потому что я сама рекомендовала его на пост директора. А с какой целью вы написали это письмо? Чтобы снова восстановить Дворникова в должности? Вы забыли, как он неделями отсутствовал в школе, а завуч, родственная ему душа, потакая и прикрывая, ставила рабочие дни? По сути, он паразитировал на нас – мы проводили за него уроки!

– Светлана Марковна, вы просто плохо знаете Колесникова, – с сожалением протянул Попов. Углы полных расслабленных губ молодого мужчины, выражая огорчение по поводу непонимания коллеги, опустились вниз. – Он подлый, мстительный и трусливый человек! Мы ещё наплачемся с ним! Мудрые японцы предлагают беречь начальников – новые могут быть ещё хуже.

– Как не стыдно, Николай Ильич! – Светлана, вскочив с места, стала нервно ходить по кабинету. – Вы заботитесь о своём спокойствии, не думая о том, что Дворников склонностью к алкоголю калечит души детей! – серые выпуклые глаза учительницы засверкали непримиримым металлическим блеском. – Я считаю, пьющим не место в школе!

– Вы, Светлана Марковна, явно в любимцы Колесникова метите! – съязвила сухопарая Кутяпова, морща мелкий носик и раздражённо поглядывая на неё. – Думаете, он оценит вашу рекомендацию?

– Никаких шкурных интересов я не преследую! – остановившись, Светлана невесело усмехнулась. Вскинув голову, смотрела на худую, невзрачную Кутяпову с лёгким прищуром в глазах, сверху вниз и как бы отстраняясь от неё. – Вы же прекрасно знаете, я не возвожу на людей напраслины. Оболгать, оклеветать за спиной – это ваши приёмы, Елизавета Романовна, а я иду в бой с открытым забралом, и вряд ли когда-нибудь буду в любимчиках у директора, кто бы им ни был!