Мэгги Дэвис - Атласные мечты

Элис повернулась на сиденье и смотрела назад, пока «Даймлер» медленно и плавно тронулся от «Старой Руси». Музыканты стояли на тротуаре, с воодушевлением продолжая играть, несмотря на непогоду. Николас Паллиадис, вне всяких сомнений, хорошо заплатил им за такое усердие.

Пока машина набирала скорость, Элис подумала, что ансамбль балалаечников уже не в первый раз стоит вот так же, на тротуаре, исполняя свои романтические русские мелодии для Николаса Паллиадиса и его красивых партнерш по ужину.

Впрочем, хоть роль Элис и не так заучена и отработана, как у Паллиадиса, она тем не менее тоже вела свою игру.

«Не думай об этом», – сказала она сама себе, пока машина уносилась в снежную ночь.

Авеню Фош, куда велел их отвезти Николас Паллиадис, была самой элегантной улицей в Париже, а фактически и во всей Европе. От Триумфальной арки до бульвара Ланн на ней селились самые аристократические семьи мира: принц и принцесса Полиньяк, несколько ветвей семейства Ротшильд, Бурбон граф Парижский, претендент на французский престол. Принцесса Монако Каролина держала здесь роскошную резиденцию, которую облюбовала еще ее мать, бывшая кинозвезда Грейс Келли. Даже пресловутый миллиардер, греческий судовой магнат Сократес Паллиадис еще перед началом Второй мировой войны купил квартиру в доме под номером 29.

На улице было тихо и бело от падавшего снега. Николас Паллиадис быстро провел Элис от лимузина к одной из роскошных построек девятнадцатого столетия. Охранник, скучающий в роскошном холле, пропустил их в маленький изящный футляр латунного лифта, который вознес их на верхний этаж дома. Почтенный слуга в одежде, напоминавшей униформу корабельного стюарда, распахнул дверь в просторную квартиру, залитую тусклым светом, и тут же осмотрительно исчез.

Элис оглянулась. Холл с мраморным полом вел в большую мрачноватую гостиную, украшенную хромом и стеклом в стиле модерн сороковых годов. Темная облицовка из красного дерева покрывала потолок и стены.

Николас Паллиадис снял с плеч девушки легкое пальто и бросил его на кресло, обитое коричневым бархатом.

– Эта квартира принадлежит моей семье более пятидесяти лет. – Он хмуро огляделся вокруг. – Она немного старомодна.

Слова «немного старомодна» вряд ли давали точную характеристику квартире, внутренняя отделка которой напоминала интерьер первоклассного океанского лайнера тридцатых годов. Высокий панельный бордюр из полированного алюминия опоясывал комнату. Под ногами лежал ковер с коричневым и цвета беж геометрическим рисунком. На темные полированные панели хромированные светильники отбрасывали рассеянные пятна света. В те годы, когда оформлялась эта комната, морской арт-деко был, несомненно, последним словом моды, подумала Элис. По крайней мере в кругу людей, наживавших свое состояние на судостроении.

Элис зябко повела обнаженными плечами, щедро открытыми сверкающим платьем Мортесьера. Чем дальше, тем больше она чувствовала себя загнанной в угол. «Это ненадолго, – с отчаянием подумала она. – Час или около того». Она не рассчитывала продержаться дольше.

Николас Паллиадис сделал несколько шагов, чтобы отдернуть коричневые бархатные портьеры, закрывавшие окна в дальнем конце гостиной. Бархатная ткань разошлась в стороны, и через огромные окна открылась панорама ночного Парижа.

Элис невольно застыла на месте, залюбовавшись зрелищем знаменитого Города Огней. На переднем плане – освещенные прожекторами причудливые силуэты Трокадеро и дворца Шайо, за ними мерцающая в свете уличных фонарей зимняя Сена. Над всем возвышался кружевной призрак Эйфелевой башни, скрытый под таинственной вуалью кружащихся снежинок.

Николас повернулся к Элис. Его лицо оставалось в тени.

– Хочешь что-нибудь выпить?

Элис покачала головой. Она не могла больше пить; ее голова и так кружилась под действием шампанского.

– Что ж, хорошо, – сказал он.

Не отрывая от нее черных глаз, он развязал галстук и бросил его на кресло, где уже лежало ее вечернее пальто. Затем расстегнул верхние пуговицы рубашки.

Элис закрыла глаза. Она провела весь вечер в этом ужасном русском ночном клубе и, главное, вытерпела самого Николаса Паллиадиса. А теперь ей предстоит стать его любовницей. Ну что ж, она готова, но только при условии, что это не продлится больше часа или двух, иначе она просто не выдержит.

Через секунду, когда Элис открыла глаза, Паллиадис решительно направился в ее сторону. Она постаралась умерить дрожь, когда он остановился перед ней, высокий, излучающий силу, и положил руки ей на талию, привлекая к себе. Желание овладело им, она почувствовала это сквозь ткань его тонких брюк.

«Этого не избежать», – пронеслось у нее в голове, и она инстинктивно набрала в легкие воздух, склоняя голову.

– Ты прекрасна… – Его черные глаза в обрамлении длинных ресниц мерцали в полумраке гостиной.

Сильные пальцы, сжимавшие ее талию, заметно дрожали. Выражение его лица было исполнено страстным желанием, и это пугало ее.

– Я сошел с ума, – едва расслышала Элис его невнятное бормотание, – если решился на это. Но ты должна стать моей. – Он провел руками по ее волосам, и тяжелые огненно-рыжие пряди рассыпались по ее плечам. – Я подумал об этом сразу, как только увидел тебя сегодня на подиуме.

Элис стояла без движения, как статуя, внутренне убеждая себя в том, что все пройдет гладко, если только она не станет паниковать. Однако ее тревожил горячий напор Николаса Паллиадиса: такое поведение совершенно не вязалось с тем ее спокойным, циничным партнером по ужину, рассказывавшим ей про женщин и про то, что они способны сделать за деньги.

Он бросил на нее странный взгляд.

– С тобой все в порядке?

Элис была не в силах произнести ни слова. Она стояла, стиснутая в объятиях Паллиадиса, ожидая его поцелуев. Разве не это он намеревался делать?

Его руки приспустили узкие лямки платья с ее плеч.

– Такого со мной никогда не случалось, – пробормотал он тихо, словно разговаривая сам с собой. – Я никогда еще не терял голову.

Тяжелая, покрытая бисером ткань соскользнула, обнажив ее высокую грудь.

Николас жадно вглядывался в это совершенное творение природы. Казалось, у него недостает решимости прикоснуться к белоснежной коже Элис.

– Ты воплощение красоты. Неужели ты действительно существуешь? – Она понимала, что он не ждет от нее ответа. – Это пламя волос, белизна кожи!

Паллиадис провел кончиками пальцев по ее вздымавшимся грудям, пробуя на ощупь их нежную шелковистость.

Это прикосновение вывело Элис из состояния оцепенения. Она вздрогнула и отшатнулась от него.

– Боже, я испугал тебя! – Паллиадис еще крепче обнял ее. – Нет, нет, я не сделаю тебе больно. Тебе нечего бояться. – Его лицо омрачилось. – Кто-то плохо обращался с тобой? В этом дело?