Андрей Звонков - Ворожея

Только встречи с Виленой немного снимали тревогу и напряжение, позволяли отключиться от реальности и ожидания беды, вызова в прокуратуру.

День прошел спокойно, катались с вызова на вызов, изнемогая от июньского зноя, пили квас, останавливаясь почти у каждой бочки… Вечером рассаживались, пересаживались, и, наконец, сложилась любимая троица: Носов, Морозов и Вилена. Ближе к ночи скатали в инфекционную больницу на Соколиной горе, отвезли абитуриента ТСХА 3 3 Тимирязевская сельскохозяйственная академия (ныне университет им. К.А. Тимирязева) с отравлением – пирожки мясные по жаре, будь они неладны!

После полуночи уже из другой больницы Носов предложил, не отзваниваясь диспетчеру, махнуть в Шереметьево-2, глотнуть кофейку…

Сказано – сделано. И вот уже с мигалкой «рафик» летит под песни итальянцев по пустынному Ленинградскому шоссе…

«Для бешеной собаки сто верст – не крюк» – пошутил водитель Толик.

Из Шереметьева они получили вызов, долетели и успешно полечили пожилую женщину с приступом бронхиальной астмы, но на всякий случай и ее отвезли в больницу – приступ оказался тяжелый, и бригада Носова за этот день была у нее уже третьей. Несмотря на то, что лечение пошло впрок, уверенности полной, что приступ не возобновится, не было. В половине четвертого утра они получили добро возвращаться на подстанцию…

Сиреневый рассвет, оранжевые огни фонарей, «рафик», шурша покрышками, несся над шоссе.

Доктор Носов дремал на переднем сиденье, время от времени приоткрывая один глаз и скашивая его на водителя, как бы давая понять « не сплю я!». В салоне в большом удобном кресле свернулась калачиком Вилена Стахис, упираясь коленками в подлокотники и покачиваясь на поворотах, а на брезентовых носилках, подвешенных к потолку, спал Володя Морозов.

Ночь кончалась, остывал асфальт, четыре утра, конец июня… За бортом свежело после душного дня, и Носов, вдруг открыв глаза, опустил стекло. Предутренний ветер влетел в кабину и, смешавшись с таким же потоком из окна водителя, ворвался через открытую переборку в салон, растрепал Вилене волосы, забрался под тоненький халатик, и Носов, чуть обернувшись, поглядел на любимую девушку, что поежилась, не открывая глаз, от всей души этому ветерку позавидовал.

Сна не было. Утренняя прохлада выгнала его без остатка… не было, почему-то и привычной усталости, к завершению суточного дежурства.

На носилках зашевелился Морозов. А Вилена, потянувшись и, торопливо сводя расходящиеся на груди отвороты халата, попросила сонным хрипловатым голосом:

– Виктор Васильевич! Прикройте, пожалуйста, окошко! Прохладно что-то…

– Да вот покурить хотел, – ответил Носов, – скоро уж приедем, чайку попьем…

– Кто чайку, а я тут посплю… – пробасил с носилок Морозов. Он покидать машину не собирался.

– Ну и ради бога… – откликнулся Носов. – Пока ты спишь, все тихо…

– Это в каком же смысле? – поинтересовался Морозов.

– А то ты не знаешь! – вмешалась в разговор Вилена. – За каждое твое дежурство не меньше двух авто подбираем…

– Ну и что, – обиделся Морозов, – а при чем тут я? Сегодня не было ничего.

– Так и дежурство еще не закончилось. А в остальные дни ДТП бывает значительно меньше, – пояснил Носов. – Давно говорят, что тебе везет.

Владимир Владимирович Морозов пришел на скорую еще до объединения ее с неотложкой и в первый же день попал на большую авиакатастрофу – при посадке упал самолет военно-транспортной авиации с двумя сотнями новобранцев… почти все погибли. С тех пор не было у него дежурства, когда обошлось бы без сбитых пешеходов или покалеченных водителей и пассажиров. «Везучесть» его стала на подстанции «притчей во языцех».

Морозов слез с носилок и уселся на боковое креслице.

– Ну, я вообще-то человек неконфликтный, – начал он. – Но за то, что разбудили, щас обижусь…

– Если обидишься, дальше не повезу! – откликнулся Толик. – Обиженные сами возят! – Как он услышал в кабине, за шумом двигателя и ветра ворчание Морозова? Загадка.

Морозов сопел, насупясь, смотрел в окно на рассветные сумерки.

– Володька! – повернулась к нему Вилена и тут же радостно воскликнула: – Да он притворяется! Толик, давай его высадим, пусть пешком до подстанции идет!

Толик открыл окошко в переборке пошире и сказал, чуть обернувшись:

– Вот спали люди – и спали бы дальше… Чего разбудил ребят, доктор?

Носов выпустил густое облако, часть которого унесло в салон, и произнес, прищурившись:

– Ничего… Сейчас такая ночь… чудесная. А я какой-то и не уставший, хоть сутки на исходе. Странно… тревожное предчувствие, – и задумался.

Толик залез рукой за сиденье, нащупал кнопку приемника и покрутил настройку, ловя «Маяк». По кабине разнеслась негромкая музыка…

– О, – сказал Носов, – оставь, «Щелкунчик», люблю Чайковского…

– А больше ничего и нет. Сейчас только «Маяк» и работает, остальные с шести.

Толик вдруг принял вправо и стал притормаживать. По тротуару медленным, прогулочным шагом шла девушка. Она явно не спешила.

Виктор ее походку мысленно обозвал «задумчивой». Толик остановился возле нее, перегнулся через Носова и позвал:

– Девушка! Подскажите, пожалуйста, где тут Колчаковский переулок? Нам сказали, что как свернем с улицы Деникина, так и найдем… Уже полчаса крутимся… ни того, ни другого.

Девушка остановилась и, развернувшись к Толику, которому Носов шипел прямо в ухо: «Что ты делаешь?» – задумчиво потерла лобик, помолчала, будто что-то вспоминая, и наконец, сказала, слегка заплетаясь языком:

– Я не знаю, наверное, это не здесь, а где-то в Ворошиловском районе, там всякие улицы Тухачевского и по имени разных генералов… Да, наверное, это там.

– Спасибо, девушка! – проникновенно сказал Толик. – А здесь точно нет ни улицы Деникина, ни Колчаковского переулка? А проспект Врангеля?

– Нет, в нашем районе точно нет, – оставалась серьезной девушка. – Но вы знаете, тут рядом есть станция скорой помощи, вы спросите у них. Они местные – наверняка лучше меня знают этот район.

– Мы непременно так и сделаем, – все так же, не дрогнув лицом, произнес Толик. – Вам медицинская помощь не нужна?

Девушка на секунду оторопела, потом мотнула головой.

– Нет, мне хорошо. Все нормально. Вот мой дом… – она неопределенно махнула в сторону многоэтажек.

Носов с трудом сдерживал смех. Совершенно искренняя серьезность Толика смешила больше всего. В салоне тихо умирали Вилена и Морозов. Уже когда они отъехали и девушка как ни в чем не бывало, все так же задумчиво пошла дальше, Носов проговорил, вытирая слезы:

– А завтра она, если вспомнит, обязательно спросит у кого-нибудь, где улица Деникина…