Андрей Звонков - Ворожея

– И проспект Врангеля, – стонала Вилена.

Толик улыбался.

– Эх, весь эффект остался за кадром, – посетовал он. – Все самое интересное будет сегодня утром или днем… но как она нахрюкалась! Я бы от ее выхлопа закусил сейчас. И не боится – одна ночью.

– Слушайте, но ведь это невероятно, – разволновался Носов, – что же с нами случилось? Ведь ты очень точно подметил, что многие уже не помнят ничего и никого… Для них Гражданская война, Отечественная, красные и белогвардейские генералы – все одна эпоха и одни герои… Как же так?

– Да что ты, доктор, – успокоил Толик, притормаживая, – кому это все теперь нужно? Мы еще помним, так нам в школе об этом долбили, и в Чапаева мы играли, а они? Для них Великая Отечественная война, как война с Наполеоном – уже история. А историю никто не хочет учить. Скучно.

Он объехал огромную клумбу и свернул в проезд к подстанции. Двор был забит машинами.

– Ребята, – радостно сказал Носов, – кажется, мы последние.

Мимо диспетчера не проскочишь. Окошко диспетчера смотрит прямо на входную дверь, и малейший ее скрип, свист ветра в щелях или пение пружины доводчика – и вот он ты, пойман на прицел. Номерок уже занесен в табличку. «Бригада на подстанции».

Вилена побежала на кухню, проверить чайники, есть ли вскипевшие. Носов отдал оформленную карточку в окошко диспетчерской и, засунув туда всю голову, поглядел в список подъехавших бригад, пошевелил губами, считая, и радостно объявил Морозову, в нетерпении топтавшемуся на кафельном полу холла:

– Восьмые! Иди, спи!

Морозов, радостно приговаривая «Два часа, два часика…», пошел в фельдшерскую, выходящую окнами на запад под раскидистый клен, нащупал в темноте свое уже разложенное кресло, развернул тонкое шерстяное одеяло, взбил жиденькую подушку, снял кроссовки, халат и, хрустя мослами, с наслаждением устроившись, натянул до подбородка одеяло и проговорил:

– Что-то самолеты не падали давно… – откуда мысль эта возникла в его засыпающем мозгу?

– Ты это к чему? – раздался с соседнего кресла совершенно несонный голос Сашки Костина.

– Ни к чему, так… – ответил Морозов и уснул.

Носов постоял еще несколько минут, читая на доске свой график и прикидывая, как распланировать свободное время, если к концу месяца останется трое суток, а в начале следующего будет, хотя бы двое свободных, итого – четыре свободных дня. У Вилечки – тоже. Можно взять ее и махнуть на рыбалку или пройти с ночевками на байдарке по Мсте 4 4 Река в Тверской области, впадает в озеро Ильмень. …

Так помечтав, он пошел на кухню.

Его любимое место между холодильником, окном и столом занял заведующий подстанцией Герман Исаевич Стахис.

Довольно моложавый, хотя ему было уже больше сорока пяти, он отхлебывал душистый смоляной чай без сахара и о чем-то негромко выговаривал дочке. Когда вошел Носов, Стахис замолчал.

К приходу Носова на подстанцию Герман уже девять лет был заведующим и, несмотря на резкость, а порой и грубость, любим и уважаем сотрудниками.

Окончив школу, Герман, рассудил здраво, что мединституты в любом областном городе мало отличаются друг от друга, и если в Москве шансов поступить меньше, то в Калинине 5 5 Тверь (с 1931-1990 – назывался Калинин, в честь М.И. Калинина, члена политбюро ЦК ВКП(б) СССР) , Ярославле или Саратове – больше. Здравый смысл указал на Калинин – час сорок от Москвы на электричке.

Действительно, поступил, отучился, женился, перед окончанием института развелся, слава богу, без детей. Затем обязательное распределение в район.

Отработав по распределению положенные годы в районной больнице в Рязанской области, Герман приехал в Москву и пошел устраиваться на работу. В трудовой его были записи: «врач-ординатор» и «заведующий терапевтическим отделением». Хотелось попасть в ординатуру.

Однако в какой-то больнице его не устраивала зарплата на предлагаемой должности, в другой начальству не нравилась родословная Германа.

Так ничего подходящего не найдя, он пришел в главк и наткнулся на табличку: «Отдел ординатуры». Заглянул.

Здесь просмотрели его бумаги и сказали, что с сентября начнется набор в ординатуру по скорой помощи, но для этого надо непременно устроиться работать на скорую. Хотя бы на пару месяцев, это формально даст право поступить на курс с отрывом от производства. Два года учебы пролетели незаметно.

Уже после семьдесят третьего года, когда объединили скорую и неотложку, открывались новые подстанции и обнаружилась острая нехватка заведующих подстанциями, Герману, к тому времени уже несколько лет проработавшему старшим врачом, предложили возглавить новую подстанцию на окраине Москвы. Он, не думая, согласился, подстанция в двух шагах от дома.

Стахис подвинул Носову чашку со свежезаваренным чаем – Вилена позаботилась – и спросил:

– Ну, как дежурится? – Он всегда так спрашивал, когда в неформальной обстановке сталкивался с Носовым. Его мартышка, как он называл дочь только с глазу на глаз, сидела напротив, размешивала ложечкой сахар в перламутровой чашечке и изображала послушную девочку.

Маленькая, Носову она была не выше плеча, с очень гармоничной фигурой, вьющимися каштановыми волосами и огромными, чуть выпуклыми (в отца) глазами, поверх которых опускались пушистые ресницы, она сидела, помалкивая, лишь тихонько отхлебывала с ложечки горячий чай.

Носов пожал плечами:

– Да, в общем, все нормально. Рутина… ничего выдающегося.

Стахис понимающе кивнул. Они еще некоторое время молча потягивали чай, потом Вилена вылезла из-за стола, при этом край ее халатика зацепился за угол и расстегнул пуговичку, открыв смуглый живот и пупок.

Герман сверкнул глазами. Вилена спокойно застегнула пуговку и сказала:

– Жарко же…

Носов сделал вид, что ничего не заметил.

– Иди, поспи! – приказал заведующий подстанцией. – Вы же последние…

В этот момент под потолком кухни загудел селектор, усилитель, выключенный на ночь, чтобы не тревожить отдыхающих медиков, разогревался.

Стахис удивленно поднял брови. Он не успел ничего сказать…

– Всем бригадам на вызов! – сказала диспетчер и добавила: – Герман Исаевич, доктор Стахис! Срочно зайдите в диспетчерскую!

Стахис начал выдираться с любимого места Носова, при этом у него на халате с треском оторвалась пуговица, открыв покрытое густым черным волосом пузо, он чертыхнулся, но тут же добавил: «На мне свитер» – и быстрым шагом направился к диспетчерской… Носов, как всегда, не спеша допил остывающий чай и, ополоснув кружку, пошел следом.

«Случилось что-то из ряда вон… массовая катастрофа или»… – что или додумать не успел, у диспетчерской увидел Германа, тот коротко сказал: