Антон Гроза - Почему он спал с твоей женой

– Прости, хотел подарить еще в ресторане

– Ты всем такие букеты даришь?

– Только по субботам, – отшутился Меер.

Высокие алые розы хоть и обнадёжили Анну в намерениях Меера, но не избавили дарующего от вопроса касательно их следующей встречи. Он пообещал перезвонить, от чего на её румяных щеках проявились ямочки. Хозяин квартиры не стал провожать на улицу и ограничился крепкими объятиями, вроде тех, которые мы можем наблюдать на вокзалах и аэропортах. После последнего жаркого поцелуя от Анны остался лишь сладкий шлейф духов. Теперь ему придется разбавлять тяжелый сигаретный воздух с оттенком паров коньяка. Осталось лишь закрыть окно, чтобы ничто не потревожило чуткий сон уставшего мужчины. Он покурил на сон грядущий и без лишних мыслей, перенёс чумную голову в царство слюнявых сновидений.

Тем временем, спящей красавице ещё предстоял получасовой маршрут в съемную квартиру, расположенную на самой окраине Дюссельдорфа. Тотчас, в благоухающем дурмане роз с остатками вина внутри, она вспоминала о их первой встречи. Познакомились они этим летом в русском ресторане «Пушкин». Меер выгуливал свои крокодиловые мокасины, попивая кофе на террасе. Тонкая струйка дыма упиралась в его кашемировую кепку, а Анна была совсем равнодушна к тому, чем покрыта его голова. При огромном желании зажмурить глаза, он всё же держал их широко открытыми, рассматривая интерес, сидящий напротив. Заметив посторонний взгляд, девушка явно разволновалась, но не оставила Макса без внимания, постоянно оборачиваясь, якобы случайно, в его сторону.

С мокрыми руками и легкой отдышкой, по трём ступенькам прибежал Марк, её молодой человек. Марк явно не разобрался, как работает салфетница и предпочёл утереть руки о штаны. Его голова была покрыта чёрной бейсболкой из магазина спортивных товаров. По идее это должно было придать ему спортивный вид, но его отёкшие щеки заставляли в этом сомневаться. Весьма солидно в сторону собеседницы подталкивала его пузо барсетка, брошенная через плечо. Белые кроссовки здорово контрастировали с чёрными носками, а пятно воды быстро высыхало под угасающим летним солнцем. Тогда Анна приподнялась, чтобы поздороваться и он крепко обнял её. Она же ловко уклонилась от удара козырьком и оба улыбнулись. Он развернул кепку назад, придав своему образу еще большей нелепости. Хорошо потискав девушку, Марк уладился сидеть возле Анны, оставив на её льняной сорочке немного влаги, сродни той которую сушил на своих брюках.

Паренёк лил в уши девушки разную ерунду: о себе, о своих планах на жизнь, о коллективе, в котором работал и о тех неуспешных, по его мнению, гражданах. Неуспешными он считал всех тех, которые пренебрегали высшим образованием и монотонным трудом. Людей, преуспевших в творчестве, он находил удачливыми, а талантливых бизнесменов считал нечестными и изворотливыми. Он рассказывал Анне о своем начальнике, владельце страховой компании Августе Хаузере. Мужчина, по словам Маркуса, был жутким тираном и прагматиком, который держал целую контору в своих толстых лапах. Между подчинёнными ходили слухи, будто он состоял в некой оккультной секте, где было принято пить кровь. Поэтому мужчина постоянно жевал жвачку, раздражая подчиненных своим чавканьем.

Маркус считал, что в человеке главное знания и трудолюбие, поэтому всё время проводил в городской библиотеке, изучая бухгалтерские талмуды. На работе у него была компания коллег, с которыми он изредка пил пиво в баре, охаивая господина Хаузера. Остальные сотрудники офиса особого внимания на Маркуса не обращали, но любили загрузить услужливого юношу своей работой. Он же считал это огромной честью, что к нему обращаются как к специалисту, от чего засиживался в своей конуре до самого закрытия. Охранник румынского происхождения, Нуцу Тулеску называл его наивным дураком, прежде чем пожелать ему спокойной ночи.

Макс в тот вечер явно перебрав с крепким, начал чудить на потеху толпе. Он часто напивался до потери памяти, его забавляли рассказы очевидцев о том времени, когда голову его уверенно клонило к полу. К следующему дню у него набиралась парочка новых друзей, о знакомстве с которыми было трудно вспомнить. Не любил, как и все, утро, ведь похмелье подобно зарядке – дело привычки. Привычки напиваться вечером. Занятия в спортивном зале, которые, судя по всему, должны бы делать нас здоровыми и сильными, вредны нам куда больше алкоголя. На следующий день после пьянки, человек не курит до обеда, не ест ничего кроме наваристого куриного бульона без лапши и прочего. Пьёт одну лишь воду и видеть не может ни кофе, ни чай. Впрочем, треть бытности такой человек ведёт здоровый образ жизни. Четверть жизни, конечно, синячит, но остаток времени же спит. И спит, замечу, сладко, как маленький мальчик, уставший после игр на улице, складывает ручки под подушку и мирно сопит. Три четверти своей жизни проходит, как книжка пишет, неужели есть смысл судить его по остатку?

Индийский таксист, чьему рейтингу в убере завидовали все дюссельдорфские извозчики, остановил свою машину у дома Анны. Ей оставалось рассчитаться, поставить пять звёзд Парушоттаму и можно ложиться спать. Необходимо было выспаться, ведь кретина в кепке можно было терпеть лишь в здравом уме. Глаза Макса уже час как сомкнулись. Он чувствовал ровное, корабельное покачивание. Спал сладко, как младенец в люльке и совсем не мучал одеяло. Тем временем, во сне разворачивалась жаркая картина, в которой он со старой институтской знакомой колесил по улицам. Они меняли локации с поразительной скоростью, не оставляя шанса успеть за происходящим. Набрав скорость, Меера вдавливало в спортивное кресло автомобиля и, чем дальше заходили видения, тем более размыт был фон. Фокус оставался на ней, громко смеявшейся девушке, которая слишком безмятежно улыбалась. Будто не замечая происходящего, она давила своим острым каблучком на педаль газа. Улицы были непривычно пусты, но мужчину не отпускало чувство будто сейчас, войдя в очередной лихой поворот их, протаранит затаившаяся машина.

Молодой Меер имел желание узнать, где они и куда направляются, но был до жути вовлечён, так и не произнеся, ни слова. Чем меньше понимал, тем больше ей улыбался, от чего сухие скулы отекли, а челюсти намертво сжались. Страх лишь подогревал желание, от чего ошалелые, даже лютые глаза пассажира замерли на ней. Ещё и эта больная улыбка, оскал победившего животного. Но вдруг всё замерло, машина остановилась, а картинка перестала мелькать. Стих смех брюнетки и в полной тишине был слышен только сумасшедший хохот Макса. Перед ним пара карих глаз таращилась вниз, не меняя фокуса. Ему не удавалось поймать на себе взгляд, как вдруг свершилось. Она глянула горящими чёрными глазами, огонь которых, пробудил животную натуру Меера и, как цепями связанного поманила к себе.