Антон Гроза - Почему он спал с твоей женой

Она подоспела к восьми. На ней был в который раз был наряд, рассчитанный скорее на позднее лето, нежели на осень. Она предпочла холодные ноги, горячим взглядам. Из-под шелковой сорочки рвался наружу броский комплект белья. Готов поспорить что покупался он не для Марка. За трапезой она рассказала Максу о записке, о том, как ей дороги его слова, о том, как быстро вспыхнул огонь их чувств и как же сильно её к нему влечёт. Глаза господина Меера, битого жизнью одиночки, впервые стали похожи на четвертак. Ничто так не пугает холостяка, как понимание того, что с ним в квартире будет жить кто-то кроме пауков. Ладно он, но беднягу паука, годами жившего в уголке душевой придется со свету сжить. И всё это ради розовой мечты жить долго и счастливо.

Как человеку честному следовало бы признаться, что к записке и букету в целом, он отношения не имеет, а вот как дальновидному господину ясно, что их мимолётный союз исчерпает себя, а портить девушке вечер, как-то неприлично. Он не оставил сомнений по поводу своих намерений, но предложил не торопить события. Не вином одним выступал румянец на лицах тайной парочки. Оказавшись в одной бутылке, взвешенным альянсом вкуса, они жутко разнились – Он, Сен-Лоран – смелый, раскованный, а Она – помесь Рислинга и Сильванера – мягкая, нежная. Уста Анны посинели, после того как из бокала была выпита последняя капля храбрости. Тогда со звериной страстью она набросилась на Меера.

Пустые бокалы зазвенели, падая на пол, как делают это молодожены во время свадебного обряда. Он провел сухими ладонями по шелку, обтягивающем её рёбра. Схватил Анну и бросил в близлежащее ложе. Наволочка безудержно сжималась вспотевшими лапами. Кровать громко скрипела, огни свечей метались, не находив себе места. Её влажные ладони вдавливали грудь, будто делая массаж сердца. Их бросало со стороны в сторону, словно в последний раз. Она в тот час была собой, той самой, которой ей удавалось быть лишь с Меером. Уже за это стоило любить его.

На часах почти полночь. Нехотя вылезая из объятий, госпожа Заугер собралась уходить. Её заурядный домосед ведь ждал милую. Нельзя же у подруги засиживаться допоздна. Она не позволила бы ему сомневаться в своих чувствах. С большой грустью она собирала вещи. Пришла пора прощаться. Макс провожал её со странным чувством, будто закрывается бар, а он уже сильно пьян остаётся без возможности «догнаться» и вот так, посередине ночи обрывается кутёж. Девушка покидает квартиру, а Меер остаётся наедине со своими пауками. Осталось покурить на сон грядущий и день можно считать оконченным. Тишину нарушил сильный звонок в двери. Макс пулей метнулся ко входу, наверное, его спутница забыла что-то. Он как никогда был рад Анне. Открыл резко двери. Но за ними оказался Марк, тот самый бедный родственник. Его холодные глаза были залиты слезами, а в руке дрожал нож.

В наличии оружия нет ничего опасного или угрожающего, пока оно не будет использовано. Для этого, нападавшему необходимо иметь яйца, большие, как орех или наоборот, маленькие, размером с фисташку. Именно такие дрожащие, сморщенные яички носил в трусах Маркус. Пырнёт Меера или оставит жить – это вопрос к Анне, вернее его привязанности к ней. Шею Макса крепко сдавливала петля его несбывшихся грез и в одно мгновение дрожащий юноша мог выбить из-под его ног табуретку. Он стал виновником разрушения всего того, что годами строила фантазия Маркуса. С Меера был спрос за свадьбу, унылую до безумия, за их детей, плаксивых в отца и ветреных в мать, за ипотеку на тридцать лет с правом жить в клоповнике, за дебила-начальника, которого пришлось бы ласкать хлеба ради, за антидепрессанты Анне, на которые бы ушла львиная часть бюджета, после долгих лет семейной жизни. Максу часто били в морду, но резали впервые. Маленький, как для мужчины, кросовочек заблокировал двери.

– Я войду, – набравшись смелости промолвил Марк.

– Нет.

– Я войду! – на этот раз утвердительно.

– Послушай, не нужно меня здесь пугать, я понял, что ты серьезный парень, но…

– Послушай, ты! – Отелло оборвал мою реплику, – Ты разрушил наши отношения, нашу любовь, наше будущее. – речь бедолаги едва приглушала ужасный скрип его зубов.

– Какие твои годы, парень, найдёшь еще свою любовь, не торопись, оно того не стоит.

– Замолчи, – вскрикнул Марк. – Молчи, животное! Ты жил как чёрт последний так умри, как мужчина.

Зубы юноши жутко стучали, а ноги дрожали. Меер надеялся, что от переживаний он потеряет сознания и ему удастся выхватить нож. В квартире было непривычно тихо. Им обоим не хватало воздуха, становилось жарко. Ревнивый ухажер жадно дышал, будто раздувая пламя. Меер слышал резкие выдохи и звук противного глотания скупых слюней. Маркус туго сжимал рукоять ножа, постоянно перехватывая потными руками. Они стояли молча около минуты, пока Хорнтрегер нервно стучал ногой, набивая незнакомую Мееру мелодию.

– Ты убивать меня не забыл? – спросил Макс.

– Молчи, дрянь. – он не дал и слова вставить.

– Я же не знал, что у вас всё серьезно, думал расстались уже.

– Ты врёшь, ты всё знал!

Маркус перестал топать ногой, набрал полную грудь воздуха и нанёс резкий удар. Остриё ножа вонзилось Мееру в ладонь, пробив её насквозь. Макс схватил лезвие, застрявшее в кисти, второй рукой пытаясь ослабить его хват. Потная ладошка дала сбой и нож оказался у Меера, хоть и был частично в нём. Вслед за победой Меера последовал сильный удар в голову. Как же свирепо Маркус месил его физиономию своими кулачками. Ему и опомниться не дали, в то время как он усердно пытался высвободить нож из дырявой ладони. Маркус решил помочь, вытаскивая правой ручкой рукоять, при этом кулаком взбивая фарш из некогда красивого лица. Из брови хлестала кровь, выжигая Мееру глаза. У него отняло зрение, а от сильной боли отнимало речь, меняя речь на стоны. Маркус таки высвободил нож и из руки Меера хлынула кровь. Машинально оттолкнув его руку, он отполз, в процессе боя его ногами.

Он схватил оружие и кинулся на Меера, на тот момент уж было ясно это последний раз. Хоть ему и удалось сбежать в гостиную, но юноша был слишком близко. Нащупав у камина кочергу, Макс стал размахивать ею и вроде как попал по руке. Услышав громкий стон и звон металла, Макс решил: «наверное, упал нож». Это его шанс, нельзя дать Маркусу новую попытку. Он нанес еще один удар, промазал. Вторая попытка и попадание. Пока не ясно куда, его глаза по-прежнему жгла кровь. Не колебался он, как мальчик, впервые прыгавший с утеса, он бил! Не знал бьющий если еще стоит Маркус на ногах, может ли он драться. Нанёс еще один и раздался резкий хруст, последовал отборный мат, звеневший обрывисто и на коротком духе. Еще разок, еще один и всё, Мееру ничего не будет угрожать. Подняв железяку на вытянутые руки, он нанес финальный удар. Тихий скрип и громкий выдох, а потом Отелло замолчал. Наконец и Меер мог перевести дыхание, умыть лицо и протереть глаза. Перед ним лежало тельце без признаков жизни, а целая квартира походила на локацию из фильма ужасов. Пол был заляпан кровью, нож валялся в углу комнаты и оставалось лишь позвонить в полицию чтобы очертили ушедшего ревнивца мелом, а Меера отправили в СИЗО. Такой финал принять было трудно. Последние минуты уходящего дня он провел, борясь за жизнь в камере для особо опасных. Был ли смысл драться? Быть может, с ножом в сердце бы было уютнее. Всю жизнь ходил негодяем, но кончить убийцей… Сегодня умерших было двое и дни Меера отныне сочтены. Никогда ранее ему не приходилось убивать. Нельзя сказать, что это опыт, если в убийстве и есть свой цимус, то Мееру его почувствовать не удалось. Будто плавал под водой, а вынырнув, увидел, как горит целый пляж и вина за поджег легла на его трясущиеся плечи. Остаток дней своих он проведёт в закрытой комнате и в лучшем случаи, в компании друзей.