Лана Муар - Стервочка Лиса

И уж что-что, а откурлыкала бы я их от всей своей души. «Никон» с объективом тянули на двести тысяч с хвостом, и прощаться с ними я не намеревалась. Даже если бы и пришлось потом навестить друга, а по совместительству хирурга, Пашку. Он бы меня откачал и собрал из кусочков в случае чего, но этого случая не случилось. Гопасики остатками недотравленных алкашкой мозгов оценили мой настрой и кривую арматурину, а потом сложили один плюс один и, пообещав выцепить и совершить что-то очень неприличное со мной, все же свинтили в туман. Точнее, в ближайший полуразвалившийся склад. А я рванула обратно через забор и без раздумий вызвала такси, огорошив бабульку с лавочки вопросом: «Здрасьте, а вы не подскажете, где я сейчас нахожусь?»

И вот теперь два дня, как узник замка Иф, шарахаюсь по квартире, растягивая скудные запасы из холодильника на подольше. Ну не умею я делать запасы. Не умею и не к чему. Даже любимые макароны и те не покупаю по акции тележками, чтобы потом не тащиться до дома, сгибаясь под тяжестью сумок. Пачку, две и хватит. У меня магазин через двор, если что. Крышу с балкона видно. И вот ее-то я как раз и изучала, прикидывая хватит ли мне картофелины и двух сушек, чтобы ещё один день никуда не выходить. Кто знает этого маньячеллу? Вдруг с утра проснулся и решил все таки наказать? Хотя за что? Сам забрал флешку. И сломал.

– Гад! – выплюнула я тихонечко ругательство, будто этот Пупсик-Елисей мог услышать, и ретировалась с балкона в комнату под прикрытие, а точнее прямиком в шкаф-купе.

Писец – животное, поселившееся рядышком и никак не выпускающее из своих цепких коготков. Осталось только начать стучать зубами и молиться, но почему-то вместо молитв и просьб о прощении у меня в голове возник крайне дурацкий вопрос – влез бы в этот шкаф тот шкаф. Который Пупсик. И что-то мне подсказывало, что, если бы и влез, то потом шкаф, который купе, можно будет выкидывать. Треснет бедолага по швам, как моя юбка на заднице Маринки. А корма у нее о-го-го. От таких сравнений я захохотала и даже совершила короткую перебежку до кухни. Посмотрела на компьютерную мышь, которую Пашка притащил и привязал к полочке с намеком, и все же решила рисковать. Правда теперь уже с оглядкой. Вытащила из шкафа самые несуразные вещи: спортивки, безразмерную толстовку – опять же принесенную Пашкой, – и темные очки. Класс! Гопница-стайл. Фиг кто узнает. Ну и бандану, оставшуюся с ремонта, на голову намотала. На неотстиравшиеся пятна краски я вообще внимания не обратила – они только дополняли образ тютюкнутой на всю голову любительницы пивчанского. Кстати, да! Возьму бутылочку мартини и Пашку позову, если не на смене. Сто лет не собирались. Заодно и толстовку верну. Вот так!

Ох и на что я рассчитывала, когда все это напяливала? На то, что никто на меня внимания обращать не будет. Так? Так. Ау, люди, что ж вы тогда на меня пялитесь-то? М-да. Пока до магазина добежала все встречные-поперечные вслед смотрели, как на клоуна сбежавшего из цирка Дю Солей, а в магазине охранник прилип банным листом к заднице небезызвестной Маринки. Мрак. Ладно бы воровать пришла, но я ж не совсем кукухой тронулась обносить свой родненький продуктовый.

– Придурок, – прошептала себе под нос, в очередной раз убедившись, что моя персона точно ассоциируется у дядьки с бейджем как клинический вид воровки обыкновенной, но больше расстроило не это, а то, что любимых спагетти на полке не оказалось. – Блин.

Зато Пашкиного любимого сыра с плесенью хоть обмажься. И как он эту дрянь ест? Воняет хуже нестиранных носков, а Пашка только от счастья жмурится и лопает его. М-да. Деликатес вроде, только что ж этому дорблю запах нормальный не прикрутили? Выбрав самый вонючий кусман, я положила его в самый дальний от себя край тележки и двинула в мясной отдел, где придирчиво выбирала мясо и вкусняшку для себя любимой – сырокопченую колбасу. Потом в овощной, фруктовый, тот же кофе взять нужно – закончился, от слова совсем, ещё неделю назад, – заварки вроде как оставалось что-то, но с гулькин нос… Ну и, напоследок, водрузила на вершину получившейся пищевой пирамиды литровую бутыль Мартини. Писец. Каким образом я все это на своем горбу попру, даже не представляю, а вот охранник видимо представлял. Даже с каким-то сожалением посмотрел на карточку, которую я демонстративно медленно достала из кармана. Выкуси! Я честный фотограф, а не то, что ты там себе напридумывал. Чек, правда, не сильно порадовал окончательной суммой, но Пашка ведь друг? Друг. Значит, нечего жалеть. Тем более на Пашку. Один раз живем. Он, вон, мне картоху с огурцами солеными с дачи зимой постоянно привозит, хотя мог бы и не возить. И капусту квашеную, и грибочки, и ещё варенье теть Манино. Яблочное со сливой. Пальчики оближешь! Вот лучший друг! Хотя его жена с этого бесится постоянно и считает нас любовниками. А я ее сто миллионов раз предупреждала, что мы просто друзья, а она не верит до сих пор. И если уж совсем на чистоту, его Юлька меня саму бесила до тошнотиков. И что он в ней нашел? Истеричка нервная. Но, если Пашка ее любит, то и я люблю. А то, что от одного только ее голоса передёргивает…. «Пашенька, пересядь сюда, лапусик!» У-у-у, грыжа, психическая! Как будто от того, что он рядом со мной сидит, сразу заразу какую-нибудь подцепит. Лучше бы посмотрела хоть разок кого ему оперировать приходится. Вот там точно бывают кадры, к которым без скафандра лучше не подходить.

– Мое с кисточкой, пастафарянам! Борщецкий?

– Он самый, каннибал.

Пашка с порога начинает водить носом и, только скинув ботинки и намыв руки, разрешает обнять себя. Чисто по-дружески. Без всяких там подозрений и поползновений. Вот сколько дружим, столько и обнимаемся. Правда сейчас от него за километр несёт запахом больницы и каких-то лекарств – карьера хирурга вносит маленькие коррективы, но так даже веселее и сразу становится как-то спокойнее что-ли.

– А я тебе банку последнюю варенья притараканил, – улыбается он, показывая ладонью на пакет, с которым пришел.

– Юлька тебя потом сожрёт за нее, – я хмурюсь, но, блин, как же это приятно.

– Не сожрёт. А вот я бы чего-нибудь похомячил. Тем более моя лучезарная вчера свинтила к своим на неделю. Ну как свинтила, я ее отвёз и потом на работу. Ну и сама понимаешь, я так привык к домашней еде, что пельмени готовить не хочется.

– Дежурил?

– И дежурил, и кромсал, и даже спасал жизни аппендицитникам и одному плановому. Герой, не меньше.

– Время сколько, герой? – смеюсь я, и когда Пашка демонстрирует свои часы, уже на полном серьёзе соглашаюсь. – Герой. Ужинать будешь?

– А я что зря про похомячить говорил?

И да, с часами ничего страшного не происходило. Пашка их нигде и уж тем более ни в ком не забывал. Просто такой у нас с ним юмор. Чернушно-больниный. Привычный. А вот зверский аппетит после суток до сих пор меня пугает. Юлька, может, и внимания не обращает, что муж три тарелки супа перед вторым уминает – она-то с ним каждый день живёт, – только мне постоянно кажется, что Пашка лопнет, доедая второе, или у него в желудке живёт пара чужих.