Вера Колочкова - Это моя правда

– Понимаешь, Тань… Денис рад бы помочь, но у него своих денег нет… А у отца он просить не станет даже, потому что это бесполезно. Он все равно не даст. Господи, Тань, да если бы у меня бы эти деньги, да я бы сию секунду… Ты же знаешь…

– Знаю, Наташка. Вообще-то я на твоего Дениса и не надеялась. Сразу было понятно, что не даст…

– Да он бы дал, Тань, если бы у него были! Он любит меня, он бы все сделал, о чем бы я ни попросила! Но отец… Отец не даст… Своего дела у Дениса ведь нет, он у отца в фирме работает и полностью от него материально зависит…

– Ладно, Наташка, не расстраивайся. Ничего, я разберусь как-нибудь. Знакомых всех обзвоню, соберу понемногу…

– Так немного и я дам, Тань! Сколько у меня на карточке есть, я все тебе переведу!

– Да ну… Не надо. Твой Денис узнает, сердиться будет.

– Нет, не будет! Скажи мне номер карты, я переведу!

– Давай до завтра оставим, Наташ. Сейчас поздно уже. А завтра еще поговорим, хорошо?

– Да… До завтра, Тань…

А назавтра все решилось само собой, как манна небесная посыпалась прямо в руки. Утром ей позвонил Дима, бывший муж…

– Тань, привет! Проснулась уже? Давай собирайся быстренько, позавтракаем вместе. Жду тебя в кафе около твоего дома, где мы познакомились, помнишь? И учти, у меня мало времени! Так что бегом!

– Не поняла… Что значит – бегом? И с какого перепугу я должна с тобой завтракать?

– Да потому, что я дома не успел позавтракать! А к тебе у меня дело есть! Причем срочное! То есть для тебя оно срочное… Давай, давай, хватит сердито в трубку вздыхать! Жду!

Нет, торопиться она не стала, конечно же. Еще чего. Срочное дело у него, надо же! Сейчас прям бегом побежит, ага…

Дима сидел за столиком, с аппетитом ел глазунью. Обмакивал краешек тоста в желток, откусывал деловито. Она вдруг вспомнила – да, он так всегда глазунью и ел… Сначала растекшийся желток собирал хлебушком, потом до белка добирался. Надо же, какая въевшаяся привычка…

Но сердце у нее все равно не екнуло, хоть глаз эту привычку и отметил. Подошла к столику медленно, села на стул с достоинством, закинув ногу на ногу. Спросила сухо:

– Ну? Чего звал?

Он глянул коротко, хмыкнул, отставил от себя тарелку. Спросил деловито:

– Завтракать будешь? Чего тебе заказать?

– Не буду. Я на минуту. Говори, чего надо, да я пойду. Некогда мне тут с тобой…

– Ну, хорошо… На минуту так на минуту. Можно и за минуту вопрос решить. Собственно, я уже и готов… Сейчас, только кофе допью, ладно?

– Да какой вопрос, говори уже, Дим! Я не понимаю, в какие игры ты играешь, честное слово! Вроде мы давно уже чужие друг другу люди…

– Ну, может, я для тебя чужой, а ты для меня – нет… Ты мне не чужая, Танюха. Вот только не понимаю, что ж ты так со мной… Я ж тогда еще говорил: обращайся, я всегда тебе помогу! А ты…

– Погоди… Что-то я не понимаю, о чем ты…

– Да все о том же, Танюх! Почему сама у меня денег не попросила? Почему через подругу решила… Самой что, слабо?

– Тебе что, Оля позвонила?! Или Наташка?

– Ну да! Оля твоя звонила. А ты не в курсе, что ли?

– Нет, не в курсе… Она мне ничего не сказала, правда…

– Что ж… Хорошая подруга, значит. Беспокоится за тебя, суетится. Только она не смогла точную сумму назвать… Все говорила что-то про операцию, что очень надо, но дорого… Вот я и решил у тебя спросить, чтобы обойтись без посредников. Говори, сколько надо. Не бойся, я не испугаюсь. У меня деньги есть. Бизнес хорошо идет, к тому же наследство от дяди неплохое получил…

– Нисколько не надо, Дима. Я не возьму. Сама справлюсь, не надо.

– О-о-о… А вот это уже вполне ожидаемо, да! Умирать буду, а от предателя помощи не приму, правильно?

– Да, Дим. Именно так. Не приму.

– А вот это уже гордыня, матушка… Гордыня… Та самая что ни на есть…

– Я тебе не матушка. Я тебе всего лишь бывшая жена. Понимаешь? Быв-ша-я. Этим все сказано, Дим.

– Понятно, что ж… Все-таки ты на меня обижаешься. Все-таки не простила, да?

– Нет. Я не обижаюсь. Правда.

– Да ладно… Если честно, я и сам до сих пор подлецом себя чувствую, а уж ты… О тебе и говорить нечего. Но теперь у меня появилась возможность преуменьшить свое самоощущение, вот в чем дело. Я уже не буду подлецом в такой степени, правда? Так что я себе этим помогаю, не тебе… Устроит такая интерпретация, надеюсь?

Она только засмеялась тихо, глядя ему в глаза. Вот ведь как умеет все вывернуть, поганец…

Дима истолковал ее смех по-своему. То есть как согласие. Допил свой кофе, проговорил деловито:

– Значит, так… Сегодня же скинешь мне на почту реквизиты этой больницы израильской, я сам с ними спишусь. Счет выставят на мое имя, я все оплачу. На все про все уйдет один день. Или пару дней, может… Устроит такой расклад, Тань?

Она снова улыбнулась, кивнула головой. Наверное, надо было ему слова какие-то хорошие сказать… Да просто поблагодарить… Он ведь вовсе не обязан был, правда?

Конечно, слаще было бы отказаться, это да. Встать и уйти гордо. Но сладость – вещь ненадежная. Сиюминутная эта сладость, как и сама гордость. Да и какая может быть гордость, когда очень жить хочется?

Да, надо бы что-то сказать ему такое – проникновенно-благодарственное… Но вместо это спросила вдруг тихо:

– Как ты живешь, Дим, расскажи? Ты счастлив, надеюсь?

– Ну, если тебе это интересно, Тань… Давай пооткровенничаю немного. Если в двух словах… Не сказать, что я очень счастлив. Вот с тобой точно был счастлив, да… А теперь – не знаю… С одной стороны, все хорошо вроде, и в то же время чего-то главного нет. А с тобой все было главным, понимаешь? Или… Зря я тебе все это говорю, да? Тебе неинтересно, наверное.

Она пожала плечами, и жест получился какой-то двоякий: то ли подтвердила, что ей неинтересно, то ли попросила продолжить.

И Дима понял ее жест по-своему, посмотрел на часы, проговорил деловито:

– Ладно, мне пора… Сегодня еще дел по горло. Значит, я жду от тебя реквизиты больницы… Деньги сегодня же постараюсь перечислить, можешь билет покупать. Может, тебе и на билет денег подкинуть, у меня есть с собой?

– Нет, на билет не надо. На билет у меня есть.

– Ну, все тогда… Пока, Тань. Надеюсь, все закончится хорошо. То есть… Операция пройдет хорошо.

– Пока, Дим… Спасибо тебе…

Он уже шел между столиков, быстро и важно, и чуть не сшиб с ног попавшуюся навстречу официантку с подносом. Да, весь он в этом – я иду, расступитесь… Ничуть за эти годы не изменился. Господи, как же она его любила, если вспомнить… А сейчас смотрит в спину и ничего не чувствует, кроме благодарного недоумения: ишь, благородный какой оказался, решил бывшей жене помочь! Такой вот я… Непредсказуемый! Внезапный и противоречивый! Иду – и расступитесь!

Она даже хмыкнула вслух, вспомнив про эту сцену. И сощурилась от солнца, яростно пробивающегося сквозь сосновые стволы.