Валерий Бодров - Небесная танцовщица apsaras

«Зонтик возьми, завтра вернёшь».

Через час домой примчалась Алла, с намокшими от безрассудных капель дождя волосами, жутко встревоженная с озабоченными морщинками на лбу: «Как не вышло? Почему не вышло?»

«Мы же не кролики!» – ответил я раздражённо.

Вечер прошёл в затяжном молчании и ужин, предназначавшийся для нас с Натальей, остался нетронутым. Но самое странное произошло со мной ночью. Не спалось, ничего не хотелось, всё время где-то рядом в тишине пустоты или в пустоте тишины присутствовало лицо моей гостьи. Короткая стрижка шатенистых волос под мальчика (специально для меня подстриглась); сероватые в небесную белизну зрачки, опутанные чуткими ресницами то и дело махающие крылами в мою сторону; и такое особенное ни к чему не применимое выражение лица, словно ищущее чего-то и постоянно пропускающее мимо и снова безнадежно ищущее. Небольшие трещинки на тонких губах, отображение настроения: то расправлялись вместе с полуулыбкой, приоткрывая нечто важное, то вновь собирались сосредоточенно, что-то пряча и обдумывая, кажется, я их начал целовать, провалившись под утро в дремоту.

Разбудила меня настырная рука Аллы, зовущая рука Аллы. Она тянула меня за хобот, как слона, но слон оказался болен грёзами о той другой, доступной и не доступной, занятой и свободной, наполненной тайнами и совершенно открытой. «Нет, Алла, только не сейчас, не сегодня. Ты же сама хотела, ты тоже должна потерпеть. Алла, Алла – моя суровая большая женщина, моя воительница, мой бизнес форвард, моя тайная изменница. Богиня всех униженных и попавших в беду!»

Сразу после завтрака запиликал телефон. Воительница моя, недовольно буркнула трубке ответ, чиркнула на бумажке карандашом и несколько пренебрежительно протянула мне билет в другую галактику: «Вот адрес, там тебя будут ждать». Понятно, что она уже и сама пожалела, что ввязалась в это дело, всё-таки выходной и я должен быть с ней. Ну, а я пожалел, что сам сейчас не успел взять трубку телефона, и мне ещё целый час до встречи с этим чудным голосом, ещё вчера посадившим меня на свой золотой крючок; зовущим меня через тысячи медных соединений, и пришедший ко мне по километрам наспех скрученных и плохо спаянных медных проводов чуть ли не с планеты под названием «Счастье».

Адресом оказался отель довольно приличного уровня (к себе домой меня побоялись приводить). Теперь я уже шёл как на свидание, а не как на соитие. Я весь благоухал свежестью, и букет густо пахнущих лилий светился у меня в руках ярким оранжевым пятном. Странный улыбчивый швейцар без обиняков открыл мне двери. Я пригласил его покурить и угостил сигареллой, он задымил. Спросил: «Зачем?» Я ответил: «Ради жизни на Земле». Он ответил: «Я прослежу?»

Красная ковровая дорожка со строгим арабским орнаментом привела меня к номеру 69. Позвонил, уже готовый к встречной речи. Никто не открыл. Тогда я постучал. Сначала костяшками пальцев, занёс кулак, чтобы ударить сильно и наверняка, сердце на миг выпало из привычной лунки и с внутренним шипением запрыгало по телу – неужели обман. Дверь резко распахнулась, и я увидел заспанное, со следами мятой подушки на щеке лицо. Уже не такое чужое, как вчера, а привычное, почти родное.

«Я здесь ночевала,…хотела обжить место. Входи», – она сделала шаг назад, впуская меня. Я сделал шаг вперед, и дверь щёлкнула за моей спиной. Мы снова помялись в прихожей: шкаф, вешалка, руки помыть. Всё так скомкано и быстро, сознание ничего не успевает остановить. Вот она уже лежит на кровати в последней махровой защите, вот я мучительно раздеваюсь, она раздвигает халат (чёрный треугольник в его жёлтом проёме), короткое сопение ей в подвёрнутое ухо. Вот я уже на улице. Предатель-швейцар на меня даже не взглянул. Кажется, она сказала, что нужно будет ещё раз. Туман в голове, досадный туман. Не так всё должно было быть, не так!

Вернулся я домой под вечер (никак не мог себя собрать после случившегося), как мартовский кот, взъерошенный и с переполненными влагой глазами, осторожно открыл дверь родным ключом и обнаружил свои вещи собранными в два небольших говорящих сами за себя чемоданчика, стоящими в прихожей. Алла не первый раз так делала, давая мне понять, кто в доме хозяин. Обычно к утру чемоданчики разбирала сама, раскладывая мой скарб обратно на полки. Такой вот несносный характер. Намёк я принял к сведению.

Сама она сидела на кухне абсолютно голая и пила коньяк. Подошла, пошатываясь ко мне и показывая пальцем на дверь спальни: «Быстро туда!» – приказала она, властно мотнув головой, и качнулась. Я её поддержал неуклюже. Она вцепилась в меня своими красными присосками и не отпускала. Конечно, я не смел ей в этом отказать, и пошёл, и сделал всё что нужно, так без охоты, ради хорошего отношения и благодарности за новую подаренную жизнь. Когда она насытилась и отвалилась пиявкой, засопела, переваривая съеденное, кверху своим апельсиновыми формами, я незаметно встал, оделся, забрал чемоданы и вышел вон. Навсегда.

Думаю, что навсегда.

Познав настоящее, невозможно зависеть от прошлого. Даже если на этом прошлом, как на страховочном канате, висит какая-то важная часть твоего существования.

Дальнейшие мои скитания закончились поисками квартиры, где я и устроился в одиночестве, отключил телефон и практически провалялся неделю с книгой в руках. Конечно, пил! Выветривал из себя похмелье вместе с Аллой, её царские прихоти, последнее, оказавшееся не к месту и времени соединение с женщиной-бухгалтером. Память задним числом восстанавливала впечатавшиеся в сетчатку, сразу не распознанные моменты последних дней. Натальино красное ухо с лёгкими завитками тонких волосков на виске, я ещё подумал тогда, нервно двигая тазом, как это из женского тела, из этой вот кожи, над которой я сейчас нависаю, растут волоски, и сейчас растут, и я уйду, они будут расти. Помню, что от этой мысли мне сделалось душновато. Потом воспоминание повернуло калейдоскоп и из камешков телесного цвета сложилось массивное античное бедро, а потом и вся Алла. Мелькнули бежевые колготки, зачем-то завязанные на балясине кровати отдалённо напоминающей фаллос.

К концу четвертого дня захотелось услышать голос чистосердечной Маши. Руки потянулись к трубке, и только экранчик телефона обрёл свой рабочий вид, как тут же раздался звонок. Я знал, что так будет, но от чего-то долго тянул время, ликовал внутри себя, делал ставки на то, кто же первый хватится моей личности. «Боже! Наконец-то! Ты где? Срочно говори ты где?…», – трепетал эфир Наташкиным голоском. «А я ставил на Алёну!» – сказал я сам себе вслух и продиктовал свой новый адрес.

Смерч прилетел почти мгновенно и начал вертеть одежду ещё у входной двери, потом закружились подушки, покрывала, простыни наполненными парусами понесли нас. Её скомканная блузка несколько раз накрывала мне голову. Брюки странным образом зацепились за левую ногу и долго не хотели оставить меня в покое. Что-то случилось с рубашкой, кажется, она пошла по швам. Помню только, как я держал её гибкое извивающееся тело, а она, обхватив меня несколькими змеиными кольцами, всё синее и сильнее сжимала что-то внутри моего я, пока не выдавила меня всего в себя без остатка.