Диана Чемберлен - Ревность

Дэвид насыпал пригоршню гусениц в пластиковый пакет. Кишащая зеленая масса блестела сотнями черных глазок. Дэвид направился к лагерю, сомневаясь в том, что Шон удастся придать этим омерзительным существам вид чего-то съедобного. Интересно, какие они на вкус? Он был достаточно голоден, чтобы задуматься об этом всерьез. Фиги, съеденные за завтраком, только заморили червячка в его желудке.

Кстати, о фигах. Он представил себе Шон ползущей вдоль ветки, царапающей ей голые ноги, змею, выросшую перед ней. Эта сцена представлялась Дэвиду грубо эротичной, она пробуждала в нем смешанное чувство восхищения, желания и страха, равно как и знакомое чувство беспомощности, с которым он наблюдал за тем, как Ивен руководит ее спуском. Дэвид стоял парализованный, близкий к панике, так что она обратилась к Ивену, когда ей потребовалось на кого-то опереться.

Подойдя к костру, Дэвид передал гусениц Шон и увидел, как вспыхнули ее щеки. Она опасливо держала шевелящийся пакет кончиками пальцев, и Дэвид с трудом сдержал улыбку. Он не хотел ей улыбаться, так сказать, дарить улыбку. Возможно, в этом и заключалась истинная причина того, что он так неохотно нес этих гусениц: он не хотел давать ей ничего. Она и так получила от него достаточно.

– Это вряд ли подойдет, – заключил Ивен, постукивая по стволу бальзового дерева. – Слишком сочное.

Двое мужчин бродили в полумиле от лагеря, подыскивая деревья для плота. Наконец они набрели на целую бальзовую рощу. Деревья оказались молодыми и нужного размера, но Ивен пояснил, что только женские деревья являются достаточно плавучими. Дэвиду было интересно, откуда Ивен это знает и как он собирается отличать женские деревья от мужских, но спрашивать он не захотел.

– Отлично. – Дерево, которое Ивен простукивал на этот раз, издавало глухой полый звук. – Поработай над ним с пилой, а я поищу другое и попробую его срубить с помощью мачете.

Дэвид подчинился, не говоря ни слова. В последние дни он почти не обращался к Ивену, а сегодня вообще с ним не разговаривал. Ему было что сказать Ивену, но это подождет до более подходящего момента. Не сейчас, когда они вынуждены до вечера работать рука об руку.

Ивен нашел дерево поблизости и начал срезать его мачете, Дэвид пилил. В лесу было тихо и спокойно, но пила, оставленная Тэсс, оказалась хлипкой и тупой, и работа продвигалась медленно. Рубашка Дэвида скоро взмокла, и он ее снял. Ивен поступил точно так же, затем они оба сняли брюки. На мокрую грудь Дэвида садились комары, клещи облюбовали его ноги. Поначалу он пытался их отдирать, но это оказалось бесполезным. Он займется ими потом.

Дерево Дэвида упало первым. Его ветки гнулись и ломались, встречаясь с соседними деревьями, его белые колоколообразные цветы плавно опускались на землю. Дэвид перешел к следующему дереву. Поработав пару часов, они повалили пять деревьев и начали обрубать ветки, превращая деревья в длинные бревна. Когда они почти закончили работу, Дэвид подкатил бревна одно к другому, Ивен продолжал рубить сучья. Им еще придется отодрать кору от древесины, но в глазах Дэвида плот уже приобретал зримые очертания.

Он снова взял пилу и сел на ствол, чтобы отпилить последнее бревно. Теперь он находился рядом с Ивеном, так близко, что ему были видны узловатые вены на руках, работавших с мачете, капли пота на кончиках длинных ресниц. Наконец Дэвид почувствовал себя готовым сказать Ивену то, что хотел.

Он подергал еще немного пилой и посмотрел на Ивена.

– Шон бросает меня из-за тебя? – спросил он обыденным тоном, будто речь зашла о погоде.

– Что? – вскинул голову Ивен. – Нет.

Дэвид с удовлетворением отметил искорку страха во взгляде Ивена.

– Я знаю о том, что вы были любовниками после смерти Хэзер. – Дэвид вновь сосредоточился на бревне и заработал пилой.

– Она тебе это сказала? – Ивен воткнул мачете в ствол дерева, которое обрабатывал.

– Нет. Я набрел на вас однажды ночью, сразу после того, как ты вернулся из Перу. Вы спали вместе в твоем кабинете. – Пила вонзалась в дерево, как нож мясника в говядину. – После этого я держал след. Она лгала мне, говорила, что у нее деловые встречи. Я знал, что она ходила к тебе. Ты тоже мне лгал. Иногда я спрашивал тебя, где ты был в пятницу вечером, и ты говорил, что на свидании с новой женщиной. Но ты был с Шон. Ты трахал мою жену.

– Дэвид… – Ивен встал.

– Ты знаешь, что я был благодарен тебе тогда? – Дэвид взглянул на Ивена. – Я думал, что ты ее поддерживаешь, чего я тогда сделать не мог. И я любил ее так сильно… – Дэвид почувствовал, как дрогнул его голос. Он посмотрел вниз, на ствол дерева. Нет, Ивен не увидит его сломленным. Дэвид не доставит ему такого удовольствия. Он глубоко вздохнул. – Я любил ее так сильно и чувствовал себя настолько опустошенным после того, что я сделал, что готов был все стерпеть, лишь бы ей стало полегче. Я был дураком. – Он откинулся назад и посмотрел в глаза Ивену. – Вы ведь и теперь любовники? Ты и Шон?

– Нет. – Ивен провел рукой по волосам. – Лучше бы ты сказал мне, как только узнал об этом. Лучше бы попытался прекратить это.

– О да. Это была моя вина.

– Я не это хочу сказать. Ты прав: тогда мы были любовниками. Но теперь нет. Правда состоит в том, что я хочу этого, но она не хочет. Она не хочет доставлять тебе новые страдания. И она не хочет причинять боль Робин.

Дэвид поверил Ивену. Он ощутил прилив невыразимого облегчения, но его гнев не иссяк.

– Наша дружба ничего для тебя не значила.

– Это не так, – ответил Ивен. – Вспомни, у меня не было никого, кроме вас двоих. Мне не приходилось гордиться тем, что я делал. Я повсюду таскал за собой это вонючее бремя вины.

Дэвид засмеялся.

– Да, я для тебя настоящее наказание. Позволь мне выразить тебе глубочайшее сочувствие. – Он встал и потянулся, ощутив вдруг безмерную усталость. – На сегодня достаточно, ладно?

Ивен сделал шаг по направлению к нему.

– Дэвид, пожалуйста. Давай договорим до конца.

– Я сказал все, что хотел. – Дэвид собрал свои вещи и направился к лагерю.

– Мое блюдо выглядит неважно, поэтому его надо есть с закрытыми глазами. – Шон поставила котелок на стол. От него пахло перцем.

– Я не смогу этого сделать, – заявила Робин. – Я не могу есть гусениц.

– Ты бы никогда и не подумала, что это гусеницы, – уговаривала ее Шон.

Дэвид видел, как Мег прикусила нижнюю губу, когда Шон вывалила половник своей густой зеленой стряпни ей на тарелку. «Интересно, куда девались все их сияющие черные глазки?» – подумал Дэвид о гусеницах.

Ивен сидел напротив него. Он выглядел измочаленным: лицо болезненно белело над бородой. Когда он поднес ложку ко рту, его рука дрожала. Дэвид и сам ощущал дрожь во всем теле: от пилы и злости, от гнева и облегчения. Он не жалел о том, что поговорил с Ивеном. Его отпускало. Он по капле освобождался от чувства боли и вины, накапливавшихся в нем в течение трех лет.