Владимир Ситников - Откровения влюбленного матроса

А теперь я смотрю на берега Одера и Эльбы мирным взглядом: ухоженные городки, прибранные домики, садики, на велосипедах катят самодовольные бюргеры. Всё у них степенно, ладно. Забыли они и о сабельных сечах, и о громовых артподготовках, и разрушительных бомбёжках. И названия судов связаны, конечно, с именами любимых немецких рек, вроде наших Оки, Дона, Десны, Двины, Западной и Северной. И есть у них, наверное, песни про Одер-батюшку, про Эльбу-матушку или только у нас с разгульным размахом Стеньки Разина гремит: «Волга-Волга, мать родная» да «Седой Дон-батюшка». Ясно, что наши сердца трогают наши имена, а немцам, определённо, милы свои. Помнишь они пели: «Карлмарксштадт, Карлмарксштадт, светлого мая привет».

Ну, привет, Европа! Это я, безвестный Вася Душкин, пожаловал к тебе.

Вова доверил мне для начала бомжовскую работку – собрать макулатуру: коробки, обёрточную и газетную бумагу, рекламный мусор, бутылочную постыдно брякающую тару из-под хороших и нехороших напитков. Это результат бурной деятельности «дембелей», которые, наверное, последние дни сидели с бутылками в руках на чемоданах и ждали, когда появится берег. А для поднятия духа глушили жидкости.

В камбузе у Олега обстановка семейная. В обед ставится на стол супница с половником, или поварёшкой по-нашему. Сам себе наливай борща, сколько душеньке угодно. И ещё можешь подойти хоть пять раз.

– Лей – не жалей, – бодрит Олег. – Забабахай мисочку для поднятия духа.

Работа работой, а еда по расписанию. Завтрак у нас в 10 часов утра, второй приём пищи – называется кофе-тайм, в 11-30 – полновесный обед, в 15-00 – второй кофе-тайм, а их окаймляют завтрак и ужин. В общем, не голодаем.

Олег – любитель делать давно открытые открытия.

– Ты знаешь, оказывается, картофель от немецкого «крафт» – сила и «тойфель» – чёрт, означает «чёртова сила». А у нас картошечка – пионеров идеал, второй хлеб. Кто не знает умноженья, тот картошку не едал, – удивляется он, призывая удивиться нас. – Матросы Магеллана ели свои сапоги и ремни, а кругосветку всё-таки совершили.

Оторвавшись на минуту от своих сковородок и бачков, Олег объявлял новое открытие:

– Оказывается, в Антарктиде рыбы живут при минусовой температуре, потому что у них в организме есть антифриз.

Отведав содержимое бака, кок продолжает:

– А тут я узнал, что акула за три километра слышит в воде шум, так что ты не подозреваешь об опасности, а она уже рядом. Хап – и руки нет.

В бритой башке у Олега Слаутина если не помойка, то плюшкинская куча хламного мусора. Радует нас двойник Котовского – Олег Слаутин не только такими «открытиями» и борщами, но и жареным, запечённым в фольге лососем. Поскольку мне Глебушкой прописано: не тощать, одолел порядочный кус лососины. В общем, я стал вылитый гоголевский Собакевич. Тот, правда, расправлялся с осетром, но разница невелика. И та, и другая рыба высоко почитается у любителей поесть, к которым теперь без сомнения отношусь и я.

Вова толковал мне, что особенно тяжелы первые дни морской жизни. Может, он и прав, но пока я никаких трудностей не ощущаю, если не считать тоску-кручину. О тебе, конечно, грущу, страдаю и думаю, моё Солнышко!

А между тем наступает исторический в моей жизни час. Судно отчаливает от берега. Сбылась забытая мечта детства. Великий волшебник Вова Иванков сотворил невозможное. Я моряк – романтик моря, гриновский капитан Грей, матрос, у которого есть своя Ассоль. Первое морское путешествие. Даже дух захватывает. До чего здорово! Нынешние девочки-мальчики сказали бы «супер». А, по-моему, восхитительно! Во все глаза смотрю на берега и корабли. Жду моря. Уходим из балтийского порта Щецин пока по реке Одра. Говорят, фарватер тут сложный, идти надо 4-5 часов, но лоцманы знают своё дело.

Вышли наконец-то через Поморскую бухту в первое моё море – Балтийское, а потом будет Северное, за ним Норвежское, поскольку путь наш лежит в норвежский порт Харойд. Погода солнечная, все трюмы открыты, проветриваются после французского ячменя, и мы наслаждались ветерком, пока Вова не поручил мне приварить к дверям кладовок петельки для опечатывания в разных портах наших запасов спиртного и сигарет, чтобы от нечего делать контрабандой не занялись. Таможни тех стран, где боятся наших запасов дымного и спиртного, опечатают пломбами кладовки и баста. Это поручение боцмана, конечно, международной важности, и я стараюсь. Правда, дело не из сложных. В своём совхозе «Белокурьинский» много раз сваркой занимался. Там было всё куда заковыристее.

Море напоминает мне поле. И судно, как трактор, пашет водную гладь, оставляя пенистые буруны. Красиво, неоглядно воды.

Путь в Норвегию. Роюсь в памяти. Кого я знаю из знаменитых норвежцев. Конечно, Амундсен и Нансен – великие путешественники, Ибсен и Гамсун – писатели, композитор Григ и живописец Мунк. Надо было мне полазить по энциклопедиям, поискать, кто ещё прославил Норвегию. Но ведь у меня не экскурсионная поездка, а рабочая. Не с кем об этом поговорить да и рассказать тоже. «Нора», «Пер Гюнт», «Танец Анитры», «Голод» – норвежские шедевры. А в башке сумбур.

Как-то незаметно подплыли к этому самому норвежскому Харойду. Порт закрыт. Вова повесил на мачте шар, что означает – брошен якорь. Задраили все люки для безопасности, чтоб не проник какой-нибудь ворина вроде горьковского Челкаша. Берег пустынный, поросший ёлочками. Как у нас. «Наверное, рыжики водятся», – подумал я, но корзину не возьмёшь, на берег не выбежишь. Чужая страна и рыжики чужие, если они, конечно, есть.

Однако наши парни нашли развлечение. Глебушка Иванов выскочил со спиннингом и принялся азартно махать им. Солидно вышел второй помощник капитана Николай Григорьевич Гуренко. Тоже со снастью. Оказывается, у всех, кроме меня, имеются спиннинги. Вова вынес мне свой:

– Покидай!

Самому ему ловить не хочется. Говорит, что когда ходил матросом на траулерах, всяконькой рыбы повидал, вплоть до голубых акул и меч-рыбы. Руки до сих пор ноют от болячек после уколов плавниками.

Вот это рыбалка! У нас шутят в Курье:

– Мелкую рыбу мы выпускаем, а крупную складываем в спичечный коробок.

А тут рыба так рыба. Ловля здесь до глупости простая. На голый крючок насаживаешь красную тряпочку, и рыба бросается на неё, как на какой-нибудь деликатес. И называется ловля-то «на самодур». Иные выдёргивают сразу пару рыбин, а Глебушка ухитрился подцепить пикшу за хвост. Не сумела увернуться рыбка. Батя выхватил рыбину под стать себе, увесистую, пузатенькую, килограмма на четыре весом. Лежит эдакое чудо-юдо, недоумевает, как попало на железо. Вдруг взвивается, чтоб всплыть, но, увы, не та стихия. А мне попалась простая рыба – треска. Я рад. Сколько лет не ловил. Выходит, и я не хуже других могу рыбачить.