Владимир Ситников - Откровения влюбленного матроса

И ещё мне повезло. Зацепил мой спиннинг какую-то белую змею. Я даже испугался. Оказался белый резиновый шланг 25 метров длиной. Вова в восторге:

– Молодец, прекрасная добыча! Сгодится в хозяйстве.

Сделал Вова переходник для подключения к пожарному рожку, так что принёс я доход фирме.

Заглянуть бы на дно моря. В каждом, наверное, несусветные сокровища. Вот какая рыбалка получилась у меня.

К ночи порядочно наловили мы скумбрии, пикши, трески. У скумбрии Глебушка вырезал брюшки. Сказал, что засолит, завялит и будет закусь под пиво – за уши не оторвёшь.

– Дерябнем не ради пьянки окаянной, а дабы не отвыкнуть от неё. Пусть разольётся влага чревоугодная по всей телесной периферии, – молитвенно произносит он. Поживём – испробуем.

Олег похвалил нас:

– Ушицу забабахаем. Знатная будет ушица. Да ещё жаренная в фольге скумбрия. Изысканная кормёжка, праздник живота.

Олег изобретает всё новые блюда: пельмени, чебуреки. Только на пельмени требуется дополнительная сила. Обычно – я, а гнуть чебуреки он просит сразу двух человек. Так что, Майечка, план по набору веса в действии. Ты меня толстого разлюбишь, так что надо поумерить аппетит.

С погодой нам везёт, с рыбалкой – тоже. Как у тебя в Белой Курье? Как ты там, милый мой человек?!

Идём на погрузку. Вова меня зовёт, чтоб я присматривался и мотал на ус. Выбрал якорь. На лапах ил. Пришлось смывать, то есть вновь опускать в воду. С грязным якорем идти неприлично.

Меня он обычно встречает вопросом:

– Что пишет Майка?

Так я ему и сказал. Отвечаю:

– У Майи Савельевны всё в порядке, Владимир Савельевич.

Пришвартовался к нам красавец – лоцманский катер. У норвежцев всё тип-топ с этой обслугой, повёл нас лоцман на погрузку. Закрываем с Глебом и Вовой колодцы для откачки воды, которая набирается при замывке трюмов. Полчаса ходу по шхерам, и показался завод химудобрений. Трубы как у нашего Кирово-Чепецкого химкомбината, тоже в полоску. Явился представитель фирмы грузоотправителя для проверки чистоты трюмов с каким-то хитрым прибором. Придирчивый субъект. Обнаружил зёрнышки французского ячменя, который выгружался в Щецине. Ткнул субъект пальцем, этим же пальцем покачал. Догадались – надо убрать. Спорить бесполезно. Во-первых, языка не знаем, во-вторых, видимо, так положено. Полезли с кисточками выметать зёрнышки. Всё вроде замели. Опять возник этот субъект. Опять указал в угол, опять покачал пальцем. А там десять зёрен: убрать! В знак недовольства матюги не особой мощи. Не поймёт, не обидится. Опять лезем. Где он увидел зёрна, придира иностранный?! С горсть всего набралось.

Спустившись в трюм в очередной раз с мощным фонарём, придира почему-то ничего не обнаружил. Тогда и дал команду, чтоб сыпалась в трюм № 2 белая мука – удобрение. В тонкости я не вникал, какое. Белое, будто снег. От груза судно наше постепенно оседает в воду, концы-канаты, которые держат его, слабеют, надо подбивать устройством, которое почему-то называется «турочка». За трапом тоже надо следить, чтоб не перекосило и не выгнуло. Везде глаз да глаз. Я ещё сильнее зауважал Вову. Вот это знаток! А я, я пока салага, ниже юнги, наверное.

Бывалые моряки многое помнят. Николай Григорьевич вспоминал, как на Бискае, куда мы пойдём, затонул БАТ «Горизонт». Идущее с тралом наше судно протаранил иностранный грузовой пароход. Команду спасли, но всё равно переживаний было много.

Теперь ведут суда во время тумана и в таких тесных местах, как пролив Ла Манш, Гибралтар, по компьютеру, который показывает свободен ли путь, запас воды, и как врач, предупреждает о грядущих хворях судна. Например, наличие воды в неположенных местах – в вентиляционных трубах. А «санитар» – я. Откачиваю водицу из воздушной вентиляции, вытираю тряпочкой вручную. И в век технического прогресса без тряпочки никуда. Помнишь анекдот, как тётя Маня протирала пульт запуска ракет? Махнула тряпочкой, попала по кнопке – и Гренландии как не бывало.

Учусь уму-разуму: к следующей погрузке удобрений все швы я забил силиконом. Пришёл субъект проверить трюм на герметичность, а в наушниках у него даже не пискнуло. Разочаровался, наверное. А я рад – совершенствуюсь!

После лазания в трюм да малярных работ, которыми занимались мы с Глебушкой Ивановым и Вовой, после зачистки трюма не грех заглянуть в сауну. Там жарища, как в преисподней, а после неё душ – тоже души отдохновение, услада жизни. Ребята расчухали секреты моих веников. Мои ароматные, все берут их нарасхват. Боцман Владимир Савельевич, наш Вова, скупердяйничает:

– Вы что обалдели? К концу рейса будете одними голиками хлестаться. Не забывайте: экономия – закон морской жизни.

Это он сам придумал такой афоризм. Я благодаря веникам хожу в уважаемых людях.

Пора спать, но мне не спится. Беседую с тобой и с самим собой. Ты у меня – верховный судья. Всё думаю: так ли я жил до встречи с тобой? Конечно, не так, как надо.

У каждого человека своё начало. Не только у человека. Даже у комара и мухи. А какое будущее? В него боязно заглядывать так же, как в страшное прошлое. Но будущее пока в тумане, даже во мгле. А вот начало… Оно уже было. У меня начало деревенское. И улица, где наш дом стоял, называлась по-деревенски – Колхозная. Она не потеряла это название, даже слившись с городом.

Когда дояркой мать работала, часто меня на ферму таскала, если не с кем было дома оставить. Доярки молоком парным поили, сметанкой, маслицем потчевали. Одним словом, баловали. Тогда я был бутуз. Масло любил. Мать сначала хвалила, а потом и говорит:

– Будешь много масла есть, ослепнешь, глаза выкатятся.

Я всему верил, но масла хотелось.

А за маслом и сметанкой надо на ферму бежать. Ну и я пошлёпал как-то туда. Люди удивляются, чей это ребёнок босиком, без штанов шагает один-одинёшенек.

– Да ведь это Дусин Васька. Вась, ты куда?

– Сметану есть.

Сметанником и прозвали.

Это мне года три было, а смысл жизни уже знал: сметанки поесть. Я тогда неотвязно бегал, как жеребёнок за кобылой, за своей матерью. Ближе никого не было. Отца я не знал. Рано он нас бросил.

Потом друг Серёга Цылёв появился.

Дружили мы с Серёгой с четырёх лет. Именно в это время как-то летом просунул я башку между заборных штакетин из-за любопытства – узнать, что растёт в огороде у соседки Митрофановны, а обратно вытащить не могу. Крутил башкой – все уши ободрал и занозил. Откуда ни возьмись Серёга. Он, видать, сообразительней меня оказался, отодвинул штакетину и сумел вызволить мою головёнку. Уши горели, но от радости я даже забыл реветь.

– Пойдём, тебе дедко уши мёдом помажет. Он мёд гонит.

Серёга считал, что мёд – лучшее и всесильное лекарство, но дед его Пётр Акимович помыл мои уши под рукомойником и испятнал зелёнкой. Так я и щеголял с пегими ушами.