Юлия Флоренская - На изнанке чудес

Теора вспомнила о Незримом и вновь зарделась. Хорошо, что в темноте никто не увидит. Всю жизнь она только и мечтала, что о священном Часе, когда ей наконец-то представят Незримого. Ее защитника и верного друга. Того, кто никогда не предаст и до последнего вздоха будет рядом.

Похоже, Антее она теперь не нужна. Мудрецы Энеммана говорят: если пути расходятся, нет смысла бодаться с судьбой и сворачивать с дороги, которая тебе уготована. Каждому – своё.

Теора убрала с лица волосы и посмотрела вокруг. Вот она, ее дорога. На бескрайнем ночном лугу золотятся пахучие цветки верверов, мокрая от росы трава приятно холодит ноги. Сандалии звенят пряжками, сверху на равнину глядят разноцветные звезды-маяки, а впереди белеет родительская чаша. Как только Теору официально представят Незримому, она сможет каждый день наслаждаться его обществом. Какой же глупой она была, когда собиралась рискнуть жизнью ради Антеи!

Среди звезд прочертила полосу огненная комета. Кроме Шеореда и Теоры, все внутри чаши были в сборе и дружно наблюдали, как тает ее оранжевый хвост. Маленькая бабушка Медена так зазевалась, что по дороге к столу чуть не уронила доску для игры в степные шашки.

– Уже за полночь перевалило, а их всё нет. – Ёрзал на стуле дед Джемпай. – Дай, хоть время за шашками скоротаю. Кто готов сразиться?

– Из меня игрок неважный, – заявила Тертея и принялась натирать свой любимый кубок.

В прошлом году она победила в конкурсе на самую искусную вышивку, и с тех пор свободных шипов на хватайдереве почти не осталось. Тертея с завидным упорством вышивала пейзажи, портреты, натюрморты и даже карикатуры. А потом без зазрения совести цепляла их на колючки.

– Я тоже не собираюсь играть, – сказала Медена. – Хочешь, разбужу для тебя буко-шмеля?

– Ну, нет, – проворчал Джемпай. – Теора его натаскала, будь здоров! Проиграть буко-шмелю было бы унизительно.

Когда на пороге показалась растрепанная Теора, ей тут же поспешили навстречу. Бабушка – с аптечкой, дед – с громкими причитаниями, а мать отложила кубок и с расстановкой сказала:

– Только не вздумай явиться в таком виде на Час Встречи. Твой Незримый помрёт со смеху.

– Ага, как же, – ответила Теора и уселась в кресло.

– Откуда эти царапины? Ай-яй-яй! – суетилась рядом бабушка Медена. – Ведь я предупреждала: не суйся к башне, проку не будет.

– А я, – заявил Джемпай, – тоже любил правила нарушать. Молодо – зелено.

Его Незримый заулыбался. Незримые матери и бабушки всё еще провожали взглядом комету. Для Теоры они были лишь бесформенными светлыми фигурами. Сквозь них виднелись контуры предметов и очертания лиц.

Подоспел запыхавшийся отец.

– Давненько я не стаскивал с Каремы непослушных сорвиголов! – рассмеялся он, обнажив ряд белых зубов. – Дети так быстро подрастают. Не успеваешь оглянуться, а они уже перешагнули порог! Теора, скоро ты покинешь семейную чашу и поселишься в новой. Незримый, как и прежде, будет оберегать тебя днем и ночью…

– Но не только от злых мыслей, – перебила бабушка. – Когда звезда будет активизирована, вы перенесетесь в другой мир. И там тебе могут встретиться люди, каких нет в Энеммане. Алчные, завистливые, гордые. Берегись их. Не заводи опасных знакомств.

Девушка кивнула и закусила губу. Если завтра Антея не появится, это будет означать, что Теору опередили.

***

Утро налилось в чашу пронзительной свежестью, пряными запахами трав и птичьими трелями. Зажужжав, буко-шмель стукнулся спросонья о стеклянную стенку банки.

После раннего завтрака Теора задернула занавеску, снова опустилась на кровать и заложила руки за голову. Тысячи дальних звезд растаяли, когда забрезжил рассвет. Небо перестало подмигивать сотнями ближних маяков, но все они были на месте. От Антеи уже который день не поступало вестей. Но, несмотря на ее исчезновение, звезда Вааратона никуда не делась. Сегодняшний день отличался от предыдущих. Сегодня Теору окружали чудеса: добрые люди, дивная природа и переживания, от которых сладко щемило сердце.

Двенадцать часов. Через какие-то двенадцать часов для нее наступит пора перемен. Так в застывший мир приходит весна, свергая порядки строгой, холодной зимы.

Прежде чем погрузиться в утренний сон, она еще некоторое время слушает пение легкокрылых миреид, которые замолкают с восходом, чтобы впитать в себя музыку нового дня.

Близился вечер. Теора сидела на горячем гладком валуне, теребя спелый колос винетины. На лугу водили хоровод девушки с пестрыми лентами в косах, а в стороне, не теряя бдительности, стояли на страже призрачные Незримые. В свете желтого солнца их было почти не разглядеть.

Отчего же Теоре так хорошо и тревожно одновременно? В груди поднималось и вновь затихало странное, неведомое доселе чувство. Хотелось убежать, куда глаза глядят. Хотелось петь и плакать от счастья.

– О чем думаешь? – вывел из полузабытья журчащий голос Тертеи. Солнечный луч до дна просветил ее смеющиеся зрачки.

– Мама?

– Тсс! Не шевелись! Гляди, какая ящерка! Золото с изумрудом. – Тертея нагнулась и протянула руку. Ящерка сиганула в траву прыткой молнией.

– Ну вот, спугнула! – улыбнулась Теора и замолкла. Мать подняла на нее чересчур уж серьезный взгляд.

– Я вижу тебя насквозь, – театральным шепотом произнесла она. – Ты сомневаешься, стоит ли связывать жизнь с Незримым. Ведь кто-то прекрасно обходится и без покровителей. Не так ли?

Теора не знала, что ответить. Мать вечно строила из себя прозорливую и вела себя так, словно ей известны потаённые глубины человеческой души. Но она редко когда угадывала мысли. Насчет Незримого сомнений не оставалось. Беспокоило другое. И на сей раз Тертея попала в яблочко.

– Незримые почти не уязвимы. Но я должна кое о чем предупредить. Если твой Незримый защитит другого человека, то сделается его хранителем. И тогда по возвращении в Энемман Незримой станешь ты.

Теора ощутила спиной покалывание крошечных льдинок, хотя луг стоял в знойном мареве.

– Я не боюсь, – выдавила она. – Я собираюсь подготовиться и быть во всеоружии.

– Кстати о подготовке. Платье только что доставили.

Дочь точно ветром сдуло. За все свои неполные семнадцать лет она ни разу не бегала на длинные дистанции с таким энтузиазмом.

***

…Теора еще немного покрутилась перед зеркалом. Она решительно не понимала, как можно добровольно отказываться от того, чего многие в Энеммане жаждут с самого рождения. Взваливать на себя груз ответственности за собственные ошибки глупо, когда есть тот, с кем этот груз можно разделить.

Антея намекала, что собирается отречься от Незримого. А он почти наверняка был неподалеку. И если он все слышал, то как, должно быть, опечалился. Ужасно, когда от тебя отрекаются. Но еще ужасней, если отрекаются, так и не увидев твоего лица.