Иосиф Шрейдер - Лиза

– Но я ещё так мало знаю вас, Лаура.

Учебный год подходил к концу. Редкий день проходил, чтобы мы не встретились с Лаурой. Много гуляли по городу, но, когда нам хотелось посидеть, мы обязательно оказывались в каком-нибудь глухом переулке или на пустыре. Я удивлялся, где она их только разыскивала. Однажды я обратил на это её внимание и спросил:

– Почему мы никогда не посидим в городском саду, в Университетской роще или в каком-нибудь скверике?

– Не люблю! – резко ответила Лаура. – Там всегда народ… парочки. На тебя глазеют, и сама отвлекаешься. Здесь, – улыбнулась она, – ни души, никто не мешает, а если за полчаса кто-нибудь пройдёт, посмотрит на нас как на сумасшедших, и след его простыл.

Когда мы гуляли, она, как правило, брала меня под руку, а если на улице никого не было, обнимала за талию, плотно прижимаясь то грудью, то бедрами. Упругость её тела меня волновала и возбуждала, но и будила во мне внутреннее сопротивление. Если мы сидели, она или рассказывала, или читала стихи, по своему обыкновению тесно приникая ко мне, приближая своё лицо к моему, словно напрашиваясь на поцелуи. Как бы я ни был возбуждён, такого желания у меня не возникало. Слушал же я её с неослабевающим интересом, она на многое открывала мне глаза, а то, что казалось знакомым, представлялось в новом свете. Часто я заходил к ней домой. Там, после недолгих разговоров о разных пустяках, она разыскивала томик стихов и читала. Читала она стихи не только новых поэтов, но и Пушкина, Лермонтова, Фета и других. Лаура умела и слушать, и расспрашивать. Расспрашивала она естественно, не выпытывая, но, как-то у неё получалось, о самом сокровенном. С ней невольно хотелось быть откровенным и правдивым.

Как-то я признался, что вот уже восемь месяцев не могу забыть девушку, которая меня разлюбила. Лаура заинтересовалась и попросила меня рассказать об этом подробно. Я рассказал ей, ничего не скрывая, при каких необыкновенных обстоятельствах возникла любовь, как она протекала и при каких ещё более необыкновенных обстоятельствах этой любви пришёл конец. Лаура слушала с неослабевающим вниманием, ни разу не перебив меня. Когда я закончил рассказ, Лаура воскликнула:

– Замечательно! Я в восхищении! Вы же сказали настоящую новеллу о бедных влюбленных… Я могу вам помочь?

– В чём помочь?

– Чтобы ваша любовь возобновилась.

Чрезвычайно поражённый, я взглянул на Лауру. Я не знал, чему больше удивляться: тому, как можно помочь, чтобы любовь возобновилась, или тому, что Лаура, в чём я был уверен, сама добивающаяся моей любви, предлагает подобную помощь. Всё же я спросил:

– Как можно этому помочь?

– Я поговорю с ней как женщина с женщиной, и ваша Оля всё поймёт.

– Нет, ничто уже не поможет! То, что разбито, целым вновь не станет. Конечно, склеить всё можно, но склеенное останется склеенным. Любовь наша была чиста, но, помимо нашей воли, её коснулась пошлость. Отныне, как бы в дальнейшем наши чувства ни были чисты, как бы ни были идеальны наши любовные порывы, за ними незримой тенью будет стоять пошлость, которой омрачили эту любовь. Говорят, грязное к чистому не пристанет. Не всегда это верно. Если в раннем возрасте ребёнок неудачно упал, его организм ещё хрупок, у ребёнка искривляется позвоночник – и он растёт горбуном. Так и с чистой любовью. Если любви в её начальном развитии коснётся грязь, она уже не будет развиваться нормально. Я не настолько наивен, чтобы не понимать: как бы целомудренна ни была любовь, завершение её – обладание. Но эта любовь будет развиваться во всё более и более тесную физическую близость, всё более и более страстное и неисчерпаемое обладание, в высшую страсть, покоящуюся на целомудренном чувстве. Моя любовь с Олей началась с прикосновений, которые стороннему наблюдателю показались бы однозначными, а быть может, и вульгарными. Но эти прикосновения были далеки от грязных помыслов, они рождали душевную близость и чистую любовь, вызывали к жизни тайну, заложенную в юношеской душе. Я не знаю, что испытывает девушка, но юноша, державший в объятиях любимую девушку, обменивающийся с ней поцелуями, желающий, чтобы это продолжалось бесконечно долго, испытывал высшее душевное блаженство, не оскорбляемое сладострастными видениями, и одновременно с этим ощущает мучительную физическую боль. Это природа делает своё дело, готовит юношу к его мужскому назначению – обладанию. В жизни получается, что обладание является завершением любви, её вершиной, после чего начинается постепенный спад, затухание любви. А должно быть наоборот. Обладание – это начало восхождения к недосягаемой вершине, потому что настоящей любви предела нет. Я иногда думаю: что такое обладание? Для одних, рождённых с талантом любви, их незначительное меньшинство, обладание – святая святых, чудесное таинство души и тела. Для подавляющего большинства, обладание – такая же жизненная функция, потребность, может быть более острая, как потребность в пище, сне. Для многих обладание – голая страсть, часто именуемая тоже любовью. Чувственность, похоть, разврат, торговля и спекуляция женским телом и другая самая немыслимая мерзость тоже связаны с обладанием. Кажется, несоизмеримые вещи, но зиждутся они на одном и том же акте соития, несоизмеримость этих явлений не ограничена неприступной стеной, они могут приходить в соприкосновение в зависимости от того, в какие условия вдруг захочет поставить тебя жизнь. Кто желает сохранить свою любовь в чистоте, должен это желание беречь в себе как зеницу ока, не допускать никакого постороннего вмешательства, хотя бы оно было с самыми добрыми намерениями. Поэтому, Лаура, я очень ценю ваше желание мне помочь, но решительно от такой помощи отказываюсь.

– Ося, я вас слушаю с восхищением, но как в жизни всё проще… Какой вы ещё наивный и неискушенный…

– Неискушенный – это верно! А насчет того, что в жизни всё проще, я с вами не согласен. Знаете, что означает это ваше «проще»? Оно означает, что человечество ещё не доросло до любви и в своей массе, простите за грубое сравнение, в этом отношении находится в стадии полной неграмотности. Придёт время, когда жизнь поставит вопрос о сплошной грамотности в любви, в самом лучшем смысле этого понятия. Поставила же жизнь сейчас в России вопрос о ликвидации неграмотности вообще. Теперь каждому понятно и никого не надо убеждать, что революция ни развиваться, ни существовать без сплошной грамотности не может. Жизнь неизбежно приведёт к тому, чтобы каждый человек стал обладать способностью настоящей любви, этого прекрасного чувства, без которого жизнь обедняла бы сама себя. Создатели величайших произведений искусства, литературы, музыки знали, что их творения, при их жизни, а может быть, долго и после смерти, не будут ещё доступны для основной массы человечества, но без веры в то, что настанет время и их произведения станут достоянием всех людей, они творить не могли бы. Жизнь – великий творец, и такое чудо, как любовь, для всех сотворит.