Марина Бонд - Табу

– Разве так удобно держать вилку? – бесхитростно спросила Эва. Леонид Маркович замаскировал свой смешок кашлем, Ханна зарделась, явно смущаясь за дочь, а у Марка настроение улучшилось на глазах –с этой малюткой точно не будет скучно.

– Так правильно держать вилку, – надменно-насмешливым тоном ответила Оксана.

– А удобно? – продолжала настаивать на своем малая, пропуская мимо ушей намек на отсутствие таких навыков у нее самой.

Оксана передернула плечиком:

– Дело привычки.

– Эва, не мешай гост’е, – с акцентом урезонила ее Ханна.

– Как скажешь, ма, – просто пожала плечами, взяла вилку так, как удобно ей и стала есть.

– Так в каком классе ты учишься? – словно продолжил прерванную беседу, поинтересовался Марк и демонстративно рукой отправил в рот лист салата.

– Я закончила девятый класс. Кстати, на отлично! – немного хвастливо добавила она.

Он нахмурился:

– Сколько же тебе лет?

– Пятнадцать, – гордо объявила она.

Тот оторопел. Он дал бы ей максимум лет тринадцать. Во-первых, из-за ее детской ребячливости, а во-вторых, уж больно… маленькой она выглядела для своих лет. Тонкие запястья, острые коленки, вся такая угловатая. Ребенок, а никак не подросток. Марк сам себя одернул, когда его взгляд непроизвольно опустился до уровня ее груди, отыскивая там хотя бы намек на таковую.

Заметив его недоумение, в разговор вступила Ханна:

– Эвелина родилась недоношенной и о’чень крохот’ной. Все еще от'стает от сверст’ников в физи’ческом раз'витии.

– Зато не глупая, да и школьные отметки тому подтверждение, – вступил в беседу и отец.

Так мало-помалу завязалась беседа за столом. В основном интерес распространялся вокруг жизни Марка. Он покорно отвечал на все расспросы, смекая, что отцу до одури хочется узнать про его жизнь.

– Па, – вступила в разговор Эвелина, – если Марк мой брат, то почему он жил не с нами?

Вот она, не самая приятная тема для разговора, которую так легко и непосредственно затронула малая. До сих пор они очень тактично обходили острые углы.

– Потому что Марк жил со своей матерью, – просто ответил отец так, как есть.

– А ты тоже жил с мамой Марка?

– Раньше.

– И что случилось?

Марк невольно задержал дыхание и крепче сжал вилку, надеясь и страшась одновременно услышать такой же правдивый ответ.

– Мы перестали ладить, и я уехал в этот городок к твоей бабушке. Потом встретил твою маму, и мы стали жить вместе.

Марк выдохнул и размял кисть, которую свело от напряжения. Как ни крути, а хорошо осознавать, что эта, в общем-то, милая женщина не виновата в распаде их семьи.

Ханна убрала со стола основные блюда и вынесла сладкий пирог.

– Леонуш, помоги поставит’ самовар, – тихо и ласково попросила она хозяина дома, произнося его имя на чешский манер, от чего оно звучало как-то интимно, что ли…

Вообще, даже за такое короткое время, Марк отметил, как диаметрально отличается поведение двух женщин его отца. Одна всегда распоряжалась, отдавала приказы, выказывая явно доминантное положение в семье; другая – просила о помощи, ласково и нежно, беспрекословно уступая лидирующее место главе их семейства. Обе получали от него желаемое, только с огромной разницей в ощущениях самого мужчины. Прежде он все делал через силу, будто из-под палки, под постоянным гнетом. Притом все воспринималось, как должное. Это в лучшем случае. А то и с недовольством, потому что не то, или не так, или не вовремя. Об этом отец расписывал в более поздних письмах. Да и Марк, став взрослым мужчиной, на своей шкуре прочувствовал такое потребительское отношение матери. Просьбу Ханны о помощи отец подорвался выполнять, как ужаленный. Невооруженным глазом видно, что ему это нравится. Реально в кайф что-то делать для нее! Отчего такая разница, Марк пока не догонял.

После обеда Эва предложила гостям прогуляться и показать земляничные места. Оксана отказалась, сославшись на усталость с дороги, и Ханна проводила ее в спальню, где та сможет отдохнуть. А вот Марк не без удовольствия принял приглашение новоиспеченной сестренки.

Обалдеть! У нее есть брат! Старший брат, о котором она всегда мечтала, хоть и понимала, что этой мечте сбыться не суждено. Ну, хотя бы потому, что она бы в любом случае была старшим ребенком в семье. А еще потому, что ма тяжело перенесла одну единственную беременность и принудительно родила Эву раньше установленного срока из-за слишком высокого кровяного давления, когда под угрозу стала ее собственная жизнь. Как следствие, врачи настоятельно запретили ей даже думать о второй беременности.

Но ребенок – есть ребенок, и запретить мечтать ей никто не мог. Ее брат непременно был бы грозой всей школы и защищал бы ее от глупых, назойливых приставаний мальчишек. Он был бы первым красавцем в поселке, и все девчонки завидовали бы Эве. Но реальность складывалась совсем иначе: сначала Эвелину дергали за косички и кидали в нее снежками мальчишки. Не по злорадству, а просто выбрав такой способ общения, как объясняла ма. В девятом классе некоторые девчонки уже пользовались косметикой, у всех формировались женские изгибы, кто-то даже целовался и не только, если верить слухам, а Эва оставалась совершенно непривлекательным объектом для поползновений противоположного пола из-за своей слишком детской внешности. И вот теперь внезапно и совершенно неожиданно выясняется, что у нее все это время был брат! И именно такой, каким она его себе воображала. Высокий, красивый, статный.

У нее взмокли ладони от волнения перед предстоящей прогулкой. Пока она ходила в сарай за лукошком для ягод, Марк уже ожидал ее на крыльце.

Они вышли со двора и Марк жадно закурил.

– Ты куришь. – Не вопрос. Не наезд. Просто констатация факта. – Па раньше тоже курил, а потом перестал. Просто ма однажды попросила и с тех пор он не курит.

– А ты пробовала?

У малой округлились глаза:

– Конечно, нет! Это же так… невкусно!

Она так смешно сморщила моську, что Марк невольно усмехнулся.

– С чего ты взяла, если никогда не пробовала?

– Парни из класса курят. Не все, но большинство. Это же типа так круто, по-взрослому, – она закатила глаза. – Зато потом разговаривать с ними невозможно – так разит от них, фу!

И пока они шли до земляничной поляны, Эва – беспечно размахивая корзинкой, а Марк, выпуская струи дыма в сторону от нее, она рассказывала ему о своей жизни.

Вот, казалось бы, ну, что такого интересного зрелому мужчине можно услышать из уст пятнадцатилетнего подростка? Все ведь знает, все сам проходил. Но заслушивался ее! Переливающуюся трель ее нежного и в то же время по-девичьи звонкого голоса впитывал в себя и не мог наполниться. Любовался ее плавными движениями, легкой и осторожной походкой. Было какое-то очарование в том, как ее тонкие, по-детски угловатые руки двигались мягко и неторопливо. И глаза эти ее, словно в душу заглядывали… Колдовские глазища просто!