Артур Хейби - Кляксы на лице

Глава I

Марк

Перекладина с одной стороны, и перекладина с другой, а между ними стою я. И зачем я напросился стоять на воротах? Всегда же Марк стоял. А вдруг я мяч поймаю, и это увидит какая-нибудь девушка…

Мысли о девушках всегда приходят в самый неподходящий момент. Сейчас бы мне думать о мяче, но нет, а давай-ка подумаем о девушках. Нет, серьёзно, рядом дом стоит, где магазинчик ещё есть, девчонки из окна могут наблюдать за нашей игрой. Они смотрят как несколько крутых парней гоняют мяч, а один из них – самый крутой – виртуозно ловит все мячи. Точно-точно! Они там точно смотрят.

Издалека послышался голос Марка: «Мяч!».

Внезапно прилетел мяч. Он ударился об перекладину и ускакал в сторону, пока я утопал в своих грёзах. Гол нам не забили, но и спать мне больше не следует.

Марк поднял руку. Он просил мяч практически с другого конца футбольного поля. Так далеко я пинал впервые, особенно настолько метко.

Марк повёл мяч вперёд к воротам соперника. Он двигался по линии футбольного поля, а когда его накрыл соперник, развернулся на месте, обводя одного защитника, и пустил мяч ему между ног. Обвёл второго, перехитрив обманным манёвром в сторону, и снова оказался во главе наступления, но, когда к нему подбежал третий, Марк попытался развернуться снова, но споткнулся и случайно наступил на мяч. А после, он упал. От веса ноги, мяч повело в сторону, и Марк устремился на землю прямо лбом, не успев выставить перед собой руки.

Мне показалось, что мой друг просто устал, вот и лежит там, не шевелясь. Ребята собрались вокруг, но оставались в стороне, будто чего-то боялись. Я побежал в их сторону.

Пока бежал, думал, что Марк поцарапал ногу, и теперь придётся тащить его домой. Он на полгода меня старше и во многом разбирается уже лучше меня, но от помощи он не отказывается. Хотя всегда старается делать всё самостоятельно. Тоже мне, тринадцать лет ему уже, видите ли. Ладно, помогу ему добраться до дома, а вечером может у меня посидим, в приставку порубимся. Упасть на футбольном поле – не самое страшное, правильно? Вот мы с ним на стройке прыгали от одного бетона на другой, на трёхметровой высоте. Вот там на самом деле было страшно и опасно.

Приближаясь к нему, я не мог не заметить, что он лежал совсем без движений. У меня сердце к горлу полезло и встало там комом.

Чёрт возьми, Марк, дружище!

Оставшиеся пару шагов я делал медленно. Я не мог отделаться от плохой мысли, она пугала меня. Мысль о том, что Марк умер.

Но он же всего лишь упал. Люди же не умирают от падений, ведь так?

Мяч белым камнем встал возле головы моего друга. Его любимая синяя бейсболка отлетела немного в сторону, словно уже не принадлежала никому. Чёрные волосы на затылке растрепались и легли не в ту сторону, будто развернуло голову. Левая нога согнулась в коленях и легла на правую. Пальцы одной руки скрючены, будто он изображал когти кота, а другая рука валялась у лица, сжатая в кулак.

В голове промелькнула мысль, что нужно что-то сделать. Просто необходимо. Нельзя же просто стоять с ним рядом и ничего не делать. Но почему он не двигается?! Хоть пальцем бы пошевелил, а то и рукой всей помахал, затем присел бы, сказал, чтобы не волновались, что с ним уже всё в порядке, и как обычно, подмигнул, мол, под контролем всё. Я бы ему в ответ сказал, что сбегаю за подорожником, чтобы кровь остановить со лба.

Кровь! С головы оттекала кровь, не торопливо лилась словно из приоткрытой бутылки. Вскоре возле головы образовалась целая лужа густой жидкости.

Тогда, я окаменел. Не мог больше двигаться. Уставился глазами на кровь и думал о том, что Марк…

(Нет, нет, нет, молчи, не смей об этом думать) Но мысль эта уже успела просочиться в мой разум.

…умер!

Внезапно вратарь соперников сорвался с места и умчался прочь. Ещё четверо парней последовали его примеру.

Как они убегали я не видел, но слышал их удаляющийся топот. Рома, с кем мы вдвоём остались стоять, подсел к Марку поближе, и вовсе не испугавшись, дотронулся до его спины. Тот, будто спал. Никак не реагировал.

– Вот чёрт, ему реально хреново. – Заметил Рома.

Еле шевеля губами, словно я использовал их впервые в жизни, пробормотал, что позову на помощь, и убежал в сторону магазина. Ноги несли меня быстро, но их я не чувствовал, ощущал лишь холодный ветер. Тот насвистывал мне в ухо, что Марк уже умер. Вскоре лицо обдало теплом помещения, и я сходу завопил о том, что произошло. Всё рассказал на одном тяжёлом дыхании. Продавец по началу застыла в безмолвии, округлив глаза, а уже затем взялась за телефон.

Я развернулся на месте и умчался обратно к Марку.

Тем же вечером Марк Захаров, мой лучший друг, умер в больнице.

Скорая увезла его в больницу с воем сирен. Они торопились: быстро разложили специальную кровать, осторожно уложили туда Марка, запаковались все обратно в автомобиль и умчались с громким шумом. Помню, как испугался этого воя. Тогда меня пугало всё: разговоры врачей, стуки закрывающихся дверей, собравшиеся вокруг люди, лязг шин, когда скорая машина отъезжала. И конечно, меня пугали мои мысли.

Чувствовал оледенелые пальцы рук; оледенелые пальцы ног. Что-то кололо кончики ушей, мертвенный холод проник даже в мою голову. Мысли не витали там, как раньше, теперь они ползли, словно люди волокли безжизненные ноги по грязной земле; словно и там всё продрогло. Там была лишь одна мысль…

Внутренний голос твердил, что мой лучший друг не вернётся из больницы.

Раньше не понимал каково это, опечалиться настолько, что внутри умерло всё.

Когда мама тем же вечером зашла ко мне в спальню, я сидел у окна. Я взглянул на неё лишь раз и понял что-то. Внутренний голос подсказывал, чтобы я выпроводил маму за дверь, не дал сказать ей что-либо. Если я это сделаю, то ничего и не произошло. Просто посижу один у окна в своей комнате. Но она села на край кровати и сидела там с таким лицом, что у меня в груди всё сжалось. Я почувствовал, как чьи-то холодные пальцы коснулись моего сердца. Из-за двери показался папа, зашёл брат.

Только мама начала говорить, как задрожали её губы, а потом и всё лицо. Она заплакала. Следом заплакал и я, не понимая от чего.

Не помню, что было дальше, но брат говорил, что я наорал на всех. Выгонял из комнаты, не давая никому заговорить. Помню, как я лежал один и чувствовал, будто сидит на мне что-то тяжёлое. Не мог поднять даже голову, а глаза жгло, всё лицо горело. Больше всего хотелось кричать.

Кричать на всю улицу. Так, чтобы горло заболело, разорвалось на части, чтобы заглушить все мысли в голове. А накричавшись, завернуться под одеялом и уснуть. Больше ничего не видеть, не слышать и ни с кем не говорить.

Через день были похороны.

Папа молча оделся и вышел ждать нас на улице. Мама повторяла, что всё будет хорошо. Даже когда мы выходили из дома, говорила, что всё будет хорошо. Перед тем, как мы втроём вошли на кладбище, она остановила меня и шепнула на ухо: «Я тебя люблю. Всё будет хорошо».