Гарольд Карлтон - Жертва

Когда Марчелла пришла в сознание, она удивленно открыла глаза, обнаружив, что находится не в своей постели, а на больничной койке; рядом, положив руки на колени, сидит Гарри. Она видела смутное очертание его лица через стоящие рядом на столе медикаменты.

Силясь, она произнесла его имя:

— Гарри?

Подпрыгнув от радости, он нагнулся над ней:

— С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь, Марч?

Отвернувшись, она ответила:

— Неважно.

Жестикулируя руками, он принялся объяснять:

— Я так волновался. Ты потеряла очень много крови.

— Неужели ты и вправду волновался обо мне? — прошептала она, не двигаясь затекшим телом. — Что со мною случилось?

— У тебя произошел выкидыш. Мы потеряли нашего ребенка, Марч, — сказал он.

Протянув к нему руки и зарывшись носом в его плечо, она тихо плакала.

— Я так виновата, Гарри… — хныкала она. Сидя рядом с нею и глядя на нее, он успокаивал:

— Ни в чем ты не виновата.

Эти слова, будто острием кинжала, пронзили ее грудь, потому что она начала припоминать то, что предшествовало этому событию. Не ее вина? Ей и самой очень хотелось поверить в эти слова!

— Принеси мне немного воды, — попросила она. — У меня пересохло во рту.

Он помог ей приподняться и напоил ее. Марчелла залпом осушила целый стакан.

— Больше не пей, а то медсестра увидит, — предупредил он, забирая у нее стакан.

— Спасибо, — поблагодарила она.

В глазах Гарри было совершенно новое выражение: скорее всего, именно случившаяся беда помешала скрыть ему свои чувства.

— Я заказал отцу Кармелло панихиду по умершему младенцу, — сказал ей Гарри. — Она состоится через четыре дня. Как ты думаешь, сможешь ли ты поправиться до этого?

Она снова легла на подушку.

— Я не думаю, что смогу перенести это, Гарри. И с каких это пор ты начал верить в такую чепуху?

— Мне хотелось что-то сделать, и я надумал заказать панихиду.

Она изо всех сил старалась сосредоточиться, но мысли ее разбегались. «Что же мы имеем на сегодняшний день? Именно из-за ребенка мы устроили эту женитьбу. Не значит ли это, что теперь я совершенно свободна? А он, наверное, продолжает думать, что я захочу остаться замужем за ним».

— Возьми меня за руку, Гарри, — прошептала она. В эту минуту ей очень хотелось чувствовать чье-то тепло. Он потянулся за рукой Марчеллы, и она с силой сжала его ладонь. — Возьми меня на руки! — взмолилась она.

Нагнувшись к ней, он взял ее на руки, и она крепко прижалась к нему. Марчелла никогда не чувствовала себя так мерзко. Возможно, она, сама того не подозревая, возлагала на этого неродившегося ребенка все свои надежды.

Когда в больницу пожаловали родители, Ида, нагнувшись к уху Марчеллы, прошептала:

— Нам надо быть сильнее!

Марчелла знала, что под словом «мы» подразумевались все женщины. Ида бросила взгляд, полный сочувствия, на утирающего слезы Альдо.

— Ну, папа, перестань! Ведь я же поправлюсь.

В ответ он смущенно откашливался. Ей стоило только раз взглянуть в его сторону, чтобы понять, как сильно он любил ее и жалел.

Из-за полученной инфекции Марчелле пришлось пролежать в больнице на пять дней больше, пропустив устроенную Уинтоном панихиду.

Выписавшись из больницы, она крадучись вернулась в свою квартиру, откуда в течение нескольких дней не выходила на улицу. Убирая приготовленные для новорожденного вещи, она никак не могла избавиться от чувства огромной вины перед неродившимся ребенком. Она изо всех сил старалась больше не вспоминать о том, что произошло тогда на рынке, но память, как назло, снова и снова возвращала ее в тот злополучный день. «Но ведь беременным женщинам не запрещено заниматься любовью, — утешала она себя, — да и Анджело не допустил абсолютно никакой грубости по отношению к ней». Но так или иначе слишком уж странным было то, что выкидыш произошел именно в тот день, когда она испытала истинное наслаждение.

Во время визита к матери Марчелле едва удавалось сдерживать слезы. Переживая момент высочайшего эмоционального напряжения, Марчелла мечтала поплакать, уткнувшись в материнскую грудь, но Ида была далеко не той матерью, которой можно было поплакаться в жилетку.

— Совершенно естественно, что ты сейчас пребываешь в депрессии, — щебетала она. — Я никогда в жизни не видела такое печальное выражение лица у мужчины, какое было у Гарри, когда он встретил нас, стоя на панихиде в церкви. Он почувствовал такое облегчение, когда ты выздоровела.

— Но он даже не притронулся ко мне с того момента, как я вернулась из больницы. Он ведет себя так, будто ребенок погиб по моей вине!

— Конечно же, ты ни в чем не виновата, — сказала Ида, зажигая плиту. — А почему ты так говоришь? — спросила она, пристально глядя на Марчеллу. — Надеюсь, ты ничего не предпринимала, чтобы избавиться от ребенка?

— Ну, мама… — вздохнула Марчелла, укоризненно качая головой. — Как ты могла обо мне такое подумать?

Наливая кофе, Ида продолжила:

— Доктор сказал, что нет никаких серьезных осложнений. Ты можешь уже через несколько месяцев попробовать забеременеть снова и родить прекрасного, здорового ребенка. И тогда ты даже не вспомнишь о своих теперешних переживаниях!

Несколько минут они молчали, отпивая маленькими глотками обжигающий кофе.

— Мам! — обратилась к Иде Марчелла, поставив чашку на блюдце. — А может, это было знамение того, что наш брак не должен был состояться? Ведь мы и поженились-то только из-за того, что должен был появиться ребенок…

— Да? Ты, наверное, Думаешь, что теперь имеешь полное право на развод? — закричала Ида. — Ты замужняя женщина перед лицом Бога. Ты подумала об общественном мнении на этот счет?

— Я никогда его не полюблю, мам, — призналась Марчелла.

— «Не полюблю»? — засмеялась Ида, кинув на дочь такой взгляд, по которому безошибочно можно было прочесть мнение Иды насчет любви.

Гарри поступил в бизнес-колледж, продолжая вечерами учиться на бухгалтерских курсах. Иногда он заявлялся домой не раньше десяти вечера. Марчелла тем временем писала один рассказ за другим. В них рассказывалось о смерти ребенка, о браке, о матерях, о том, как муж винил жену за неожиданно случившийся выкидыш. У Марчеллы был целый список журналов, специализировавшихся на публикации романов. Но до сих пор ни одна редакция не дала согласия даже бесплатно напечатать ее рассказы. Она уже привыкла получать возвращенные рукописи. И все-таки, отсылая очередной рассказ, чувство необъяснимого волнения охватывало ее каждый раз при мысли, что, возможно, вот этот самый рассказ будет наконец принят к печати.

С того самого дня, когда она, выписавшись из больницы, оказалась дома, Гарри ни разу не прикоснулся к ней и не произнес в ее адрес ни одного ласкового слова, строго занимая по ночам собственный уголок кровати. Приближались рождественские праздники, и украшенная игрушками новогодняя елка, казалось, являла собой очередное напоминание неудавшейся попытки создать полноценную семью. Это напряжение не могло больше длиться. Однажды вечером, сидя на кухне за ужином, у Марчеллы неожиданно, как бы машинально, вырвался вопрос: