Галина Чередий - Эволюция любви

Я подумала о нашей близости с Сашей в последнее время. Почему мы потеряли ощущение общего, пронизывающего насквозь счастья, что испытывали от нее раньше? Тогда все получалось само собой. А сейчас мы словно два плохо настроенных инструмента. Точнее, настроенных не на друг друга. Вроде и каждый из нас хочет и старается доставить наслаждение другому, но мы словно не попадаем в единый ритм. Или так, как будто мы заменили чувства и эмоции прилежным старанием. Но как ни старайся, все выходит невпопад и не вовремя. Больше нет этой волны, что подхватывала и кружила, заставляя задыхаться, двигаться в благословенном ритме, сливаться в одно целое.

Может, это оттого, что мы так мало времени стали проводить вместе? Когда мы видимся? Полчаса перед работой? Час-полтора вечером после работы, и это в том случае, если Сашка не приходит тогда, когда я уже сплю. По субботам он тоже вечно занят. А теперь еще и эти командировки. Да, у нас остается еще воскресенье. Сашка отсыпается полдня, потом начинаются звонки, и остальную часть дня мы общаемся практически как глухонемые – знаками. Он, с вечным телефоном у уха, с какими-то бумагами в руках, показывает, что бы ему хотелось, а я киваю, как китайский болванчик, и стараюсь угодить. Да, есть еще вечер воскресенья, когда мы молча валяемся перед телеком. Сашка гладит мою спину и волосы. Мы занимаемся любовью перед сном. Без особой страсти, а, скорее, потому что заняться этим не спеша не будет возможности целую неделю, но с каждым разом выходит все более скомканно. Опять вязкая рутина, что незаметно пеленает тебя по рукам и ногам, лишая чувств, приглушая краски и звуки. И вроде пока ты находишься внутри этого липкого кокона, то кажется, все так и должно быть. Но вот единожды взглянув извне, вдруг понимаешь, что у тебя нет воздуха для следующего вдоха.

Неужели это и есть то самое «и жили они долго и счастливо»? Это монотонное существование, без взрывов и потрясений, без надрыва и риска, но и без особых эмоций. Тогда понятно, почему «умерли в один день». От тоски, видимо. Или от скуки.

Сон сморил незаметно. И вот опять я чувствую сильное тело, прижавшееся ко мне сзади. Горячее, живое тело, вжимающее меня в стену, распластывающее меня своим напором и обжигающей силой неприкрытого вожделения. И вот оно – это опьяняющее безумие, когда задыхаешься, но при этом дышишь так легко и глубоко, как, наверное, никогда в жизни. Обе мои руки прижаты у меня над головой в крепких тисках длинных мужских пальцев. И в этот раз я совершенно точно знаю, что это не Саша. Знаю и не отталкиваю, даже не пытаюсь. Вторая ладонь Ромы жадно и бесцеремонно блуждает по моему телу, заставляя оживать всю мою кожу в желании продлить эти дерзкие ласки. Рука замирает на моем обнаженном животе так близко, и все же не касаясь.

– Я чувствую, как ты пахнешь! Ты уже вся влажная для меня! – хриплый шепот, и зубы прикусывают мочку моего уха, обращая всю нижнюю половину тела в жидкость.

Я вскрикиваю и выгибаюсь, вжимая свои ягодицы в жесткую, раскаленную, восставшую плоть. Рома стонет в ответ, и его бедра дергаются мне навстречу, плотнее прижимая меня к стене и давая кожей ощутить каждый твердый, как камень, сантиметр его уже полностью готового члена.

Он целует мои плечи и шею, и эти поцелуи, сначала нежные и влажные, становятся все жестче, требовательней. Почти укусы, оставляющие горящие следы на коже, кричащие о том, что он на пределе, что его потребность во мне уже просто невыносима.

Я извиваюсь, пытаясь вырвать руки из цепкого захвата его пальцев. Но не для того, чтобы оттолкнуть. Я хочу сама прикасаться к нему. Хочу гладить и царапать его кожу, хочу почувствовать движение его мускулов под гладкой кожей. Хочу смотреть, как его глаза стекленеют от наслаждения, а лицо искажается в первобытной муке наслаждения.

– Отпусти, – умоляю, – пожалуйста!

– Нет! – выдыхает он и вдруг резко проскальзывает пальцами в мое опухшее, исходящее влагой лоно, и я давлюсь судорожным вздохом.

Всего несколько движений его сильных и уверенных пальцев, и я бьюсь, как пойманная птица, заходясь громким стоном. Все мои ощущения сейчас сконцентрированы на этих сильных и нежных движениях. Я дергаюсь, подаваясь им навстречу, желая найти свое освобождение от скрутившей меня узлом острой необходимости. Хнычу, умоляю, трусь и извиваюсь.

Вдруг нежные и дразнящие движения пальцев становятся жесткими, почти беспощадными.

– Кончи для меня. Давай, я хочу это почувствовать, – в шепоте почти животное рычание, приказ, которому я не в силах не повиноваться, и, когда зубы опять начинают терзать мочку моего уха, срываюсь.

И я кричу и дергаюсь так, будто через меня пропустили электрический ток. Это продолжается так невыносимо долго, лишая меня всех сил, пока не повисаю в сильных руках.

– Да, вот так. Именно так и должно быть, – напряженный шепот и жадное, прерывистое дыхание стоят в моих ушах, когда я опять открываю глаза в темноту…

Между моих бедер случился настоящий потоп, а во рту было сухо, как в Сахаре. Я чувствовала себя развратной сукой и подлой тварью от того, что приятное расслабление растеклось по моему телу от влажного еще пульсирующего центра до кончиков пальцев, и опять провалилась в сон.

Въевшийся под кожу звук будильника возвестил о том, что уже настал понедельник.

Чистила зубы, внимательно всматриваясь в лицо женщины в зеркале. Усмехнулась. Программа запущена, четкие до автоматизма отработанные движения. Ни одного лишнего. Так, словно я их для чего-то экономлю. Так, словно их количество ограниченно каким-то лимитом. Словно, начни я просто танцевать перед этим зеркалом, рухнет потолок.

Посмотрела на свои обычные рабочие костюмы. Весьма элегантные и лаконичные. В них я выглядела очень собранной и деловой. Холеной сукой, в общем. И это всегда нравилось Саше.

Плюнула и достала белое платье. Оно простое, облегает фигуру, чуть выше колена, и мне всегда нравилась его мягкая трикотажная ткань. Я его не надевала уже сто лет. Посмотрела на себя в зеркале и распустила волосы. Офигеть, как же давно я так не выглядела.

В маршрутке поймала взгляды мужчин-попутчиков. Интересно, они раньше не смотрели, или это я ничего не замечала? Уже когда шла от остановки к офису, зазвонил телефон. Наконец-то Сашка соизволил вспомнить обо мне! Достала телефон и увидела, что звонок от Ленки. Испытывая почему-то резкое сожаление, ответила.

– Лизка, что за на хрен вчера такое было? – без лишних предисловий начала подруга.

Ленка всегда такая. Мы дружим черт-те сколько лет. И сколько ее знаю, она свободная художница, которая с удовольствием кладет прибор на мнение окружающих и честно и без всяких обиняков говорит, что думает. Ее агент и по совместительству периодический любовник и гражданский муж, Игорь, просто с ней вешается. Ленка всегда пишет только то, что хочет сама, и никогда то, что хотят заказчики. Поэтому иногда у них случаются грандиозные скандалы, и они расходятся, сохраняя, правда, деловые отношения. Ленка, как натура увлекающаяся, находит себе кого-то другого, переживает очередной скоротечный роман, но затем все равно возвращается к Игорю. И тот, терпеливая и любящая душа, опять ей все прощает, и у них наступает несколько месяцев счастья и тишины. Но при всей взбалмошности Ленка – талантливый и успешный художник, который прекрасно продается.