Елена Дженкинз - Контракт стервы

– Через час буду у тебя.

– Издеваешься?! Дай досмотреть сны.

Я больно укусила себя за руку, зажмурилась и заявила:

– Н-нет!

– Ого! – Боря присвистнул. – Все так плохо?

– Говорю же, очень срочное дело.

– Ну ладно. Приезжай. Ненормальная.

Я собралась поблагодарить, но вспомнила, что и «спасибо» теперь в списке запретных слов.

– До скорого, – пробубнила, испытывая жуткие угрызения совести.

Задание на первый день контракта было описано как легкое, для раскачки: отправиться на ужин в 17:00 в ресторан «Дакота». Сказать официанту, что он нищеброд. Попросить сменить бокалы, с которых не отмыли отпечатки. Не оставить чаевых. Обвинить соседа по столу (Бориса Денных) в том, что он украл деньги из моей сумочки. Не произносить слов извинений или благодарности. Университет прогулять. На работе всем звонящим по грантам отказывать в грубой форме. Вообще всех, кто просит что-либо, посылать на три буквы. К счастью, на какие именно буквы, не уточнялось, и я решила посылать на АБВ.

Казалось бы, мелочи, но обычному человеку исполнить подобные приказы – как танком по себе проехать.

Преодолев путь в сорок минут под моросящим дождем и прибыв в «Константу» верхом на Афелии, я старалась избегать людей и даже отключила коммутатор в кабинете, но потом со скрипом раненной совести вернула провод на место. Злобный аппарат тут же затарабанил, и помощница ласковым голосом отчиталась, что звонят из Фонда поддержки креативных инициатив гуманоидов… э-э…

– Что? – переспросила я, и помощница, прочистив горло, ответила:

– Ой, я не так записала. Инициатив гуманов.

– Кого? – Я даже насупилась и глаза прищурила, чтобы лучше слышать.

– Франсуаза Константиновна, я правда не знаю. Говорят, вы согласились пообщаться.

– Соединяй.

Я сняла зубами колпачок с черного маркера, которым рисовала скетчи в перерывах, и приготовилась сделать пометки.

– Добрый день, Франческа, это говорит Марина, глава Фонда поддержки креативных инициатив «Гуттенберг».

– Здравствуйте, – улыбнулась я.

– Мы выслали вам на почту проект и надеемся, что вы его одобрите. Это проект по созданию детских полос с препятствиями для бедных дворов.

– А какого рода препятствия?

– Ну, знаете, все, что детям интересно. Горки без бортов, скользкие отрезки, песочница не с песком, а со щебнем… В общем, новый писк моды, неординарный подход к развитию реакций и моторики у ребенка.

– Вы собираетесь моторику развивать или делать инвалидами?

Собеседница засмеялась.

– У вас есть дети? – спросила она.

– Нету.

– Я так и подумала… Не судите наш проект безосновательно, пожалуйста. Вы же не мать. Поверьте, наш проект очень перспективный.

Черт! Я подскочила, как солдат при виде генерала. Нужно ведь отказать! Причем сходу и в грубой форме. «Простите, Марина, но…» Ох, без извинений же нужно.

– Марина, обратитесь со своим проектом… к гуманоидам! И щебнем свою заявку присыпьте для солидности. Всего хорошего! То есть, нехорошего. Разговор окончен. Вам отказано.

Бросив трубку, я плюхнулась в кресло. У меня тряслись руки, пальцы не разгибались, а в ушах отзывалось эхом собственное хамство.

О боже.

Я выпила воды из бутылки, которую вытащила из стола, а потом побрызгала себе лицо.

Если так и дальше пойдет, то к концу месяца я стану неврастеником.

Трень-трень. Опять телефон.

– Франсуаза Константиновна, вам Борис Денных звонит.

– Соединяй!

Пара мгновений, и голос друга:

– Фрэнки, крошка, твоя просьба исполнена. Я в лаборатории, результаты готовы.

– И-и?

– А тебе какие нужны? Положительные или отрицательные?

– Настоящие.

Боря хмыкнул, раздался треск, и голос стал удаляться.

– Але, Борь!

– Это я смартфон переложил на другое плечо. Документы в руках держу.

– Так брат он мне или нет?

– Кто?!

– Не скажу.

– Тогда и я не скажу.

Боря иногда становился жутко вредным. Обычно я начинала хвалить его, и он оттаивал, но сегодня этот прием был под запретом. А вот если рассердить Борю в таком состоянии, то он и правда не скажет. Злопамятный. Пришлось зайти с другой стороны:

– Приглашаю тебя на ужин в «Дакоту» в пять вечера.

Наглая ухмылка друга картинкой Чеширского кота повисла перед глазами, когда тот протянул:

– Вот там и отвечу, даже документ дам подержать.

– Ах ты!..

Но Боря уже отключил звонок. Жизнь – боль. Мне предстояло до вечера страдать, гадая, быть или не быть. Я пока не поняла, как относиться к Егерю в случае родства. Это нарушило бы картину мира, появился бы сильный соблазн рассказать ему о контракте стервы и планах отца. Вдруг Максим помог бы найти лучший выход?

Та-ак! Стоп. Это что за мысли?! Егерь – и помочь? Да он посмеялся бы надо мной, растоптал и пошел дальше.

Говорят, что у него дома пол устелен шкурами лично им убитых животных, включая редкого медведя-губача. Как вообще можно убить кого-то с такой хорошенькой мордашкой, как у губача?!

Тре-е-нь!

– Кто на этот раз?

– Фонд разочарованных писателей.

– Черт… Ладно, давай.

Если хотелось выпустить пар, то обычно я не использовала людей, а садилась на байк и гнала по трассе до посинения. Сейчас я тоже была взвинчена, и меньше всего на роль жертвы моего дурного настроения подходил любимый преподаватель.

Оказалось, он звонил, чтобы извиниться и – снова напроситься на яхту, когда ту отремонтируют. Почувствовав, как немеют губы от необходимости отказать, я уткнулась лбом в стол и шумно втянула воздух. Это же был мой препод, хороший человек, потерявший вдохновение.

Эх…

– Вы в своем уме, Виталий Иванович? Отец меня чуть не убил. Скажите спасибо, что страховка покрыла основную часть расходов на ремонт. – Закрыв ладонью трубку, я шепотом добавила: – Идите на АБВ.

– Что? Не расслышал.

– До свиданья.

Сгорбившись, я закрыла лицо ладонями. Привыкать к грубости не хотелось: я боялась того побочного эффекта, который сделал маму стервой навсегда.

Лучше жить впроголодь, чем жить, как мама.

Я позвонила брату, пригласив его на ужин, а после обеда, закончив дела, отправилась домой переодеться. В контракте уточнялось, что в свободное от работы время я должна одеваться вызывающе.

Колючий ветер бил в лицо, и казалось, что я лечу, расправив крылья, которые всю жизнь прижимала к бокам, боясь взмахнуть и нечаянно задеть кого-то. Горечь от собственной несвободы давила на сердце, но с каждым километром становилось легче.

За поворотом показалась аллея, ведущая к высоким воротам Тары.

Тара… Каждый раз, возвращаясь домой, я испытывала невероятный душевный подъем. Это место было светлым и большим, как отдельный мир, и даже присутствие Столетовых и Сатаны не портило атмосферу.