Лори Лютер - Несчастные куклы для Мары

Иногда, когда она пила или принимала свои таблетки, в её голову приходили очень странные идеи, смысла которых я не только не понимал, но и подозревал, что его там вообще нет. Например, однажды, несколько лет назад, когда мне было лет двадцать или около того, она без стука зашла ко мне в комнату и сказала, что я уже взрослый, поэтому мне пора подружиться с какой-нибудь девушкой. Я, конечно, хотел бы, чтобы у меня была подруга, но не ожидал, что мама просто возьмёт и приведёт незнакомого человека домой. Но именно это она и сделала. Мне казалось это неправильным, неестественным, поэтому я вышел из комнаты в прихожую с опаской.

Там стояла женщина, сильно накрашенная и безвкусно одетая. Я очень хорошо запомнил, в чём она была, потому что всегда обращал внимание на то, что носят люди, особенно девушки – обычно одежда была примерно одинаковая, скучная, но некоторая сильно выделялась, красотой или уродливостью – по-разному. Так вот, на женщине была очень короткая ярко-оранжевая юбка из искусственной кожи, больше похожая на резиновую изоленту, плотно обмотавшую бёдра, в которой, наверное, было жарко и очень неудобно. Ещё на ней была лёгкая белая футболка или майка, поверх которой незнакомка накинула красную блестящую куртку. Ещё только начался март, было холодно, и я решил, что мама специально выбрала для меня, дурака, такую дуру. Ведь умный человек не станет подобным образом одеваться в промозглую и ветреную погоду. Я не очень-то хотел завести себе глупую подругу, и всё же не это обстоятельство пугало меня. Её длинные густые рыжие волосы, большие губы, намазанные бордовой помадой и обведённые тёмным карандашом, плотные ягодицы, огромной длины ресницы – всё это вызывало у меня страх. Я сделал шаг назад и остался стоять у двери в ближайшую комнату.

– Знакомься, – весело сказала мама. Она улыбалась, не стесняясь своих гнилых зубов, и разглаживала руками плиссированную юбку в цветочек, которую надевала только при гостях. Она указала на женщину. – Эта красавица – Алина.

Женщина тоже улыбалась, и хоть у неё не было гнилых зубов, выглядело это всё равно как-то неприятно. Мне показалось, что у неё слишком большие резцы. Я ничего не ответил, потому что растерялся от неожиданности. Мама сделала шаг ко мне навстречу и взяла меня под руку, как арестанта. Почти незаметно подтолкнула к гостье, а затем отошла немного в сторону.

– Он у меня немного стеснительный, давно не выбирался в люди, – пояснила она, и Алина как будто понимающе кивнула, а затем протянула мне руку.

Я нехотя подошёл и осторожно пожал её пальцы, и она почему-то рассмеялась. Я посмотрел на маму в надежде, что она скажет: «Ну всё, Савка, иди к себе, дальше мы тут сами», как она говорила каждый раз, когда кто-нибудь появлялся на пороге. Но она молчала и улыбалась, и улыбка её была теперь недобрая. Мне казалось, что она просто растягивает свои бледные потрескавшиеся губы в разные стороны.

– Ладно, Савка, кончай ломать комедию, – она снова подтолкнула меня. – Проводи Алину к себе в комнату и… пообщайтесь. Ты же хочешь провести вечер с красивой девушкой?

Я никак не мог бы назвать нашу гостью девушкой (тем более, красивой) и теперь даже засомневался в том, правильно ли я всегда понимал это слово. Я невольно представил, как она присаживается на стул, и ножки у него ломаются, как спички. Я сделал шаг назад и отрицательно замотал головой, не в силах что-то сказать. Губы словно приклеились друг к другу, а глаза защипало от сухости. Я заметил, что мама перестала улыбаться и уже явно начинала сердиться, и от этого мне стало ещё страшнее.

– Так, – властно сказала она. – Вы с Алиной идёте в твою комнату. И точка. И точка, – повторила она.

Я не понял, при чём тут знаки препинания, но это меня не особенно интересовало – для того, чтобы понять маму, мне хватало и её интонации.

Алина тоже перестала улыбаться и шагнула ко мне, и тут сердце моё забилось как сумасшедшее, и я сделал два шага назад. Мне даже показалось, что я уменьшился в росте и стал ниже обеих женщин. Моё смущение её не остановило, она подошла ещё ближе, и я почувствовал её резкий запах. Ваниль. Только это был не тот аромат, который обычно доносится из пекарен и от которого текут слюнки. Это был неприятный запах, такой, словно тот, кто делал духи, захотел, чтобы они были ванильными, но самой ванили под рукой у него не оказалось, и ему пришлось придумывать что-то другое. Невольно вдыхая эту отраву, я убрал руки за спину, нащупал дверную ручку, открыл дверь и выскочил за неё, а потом, едва не споткнувшись, вбежал в свою комнату и закрылся изнутри на щеколду. Сердце моё бешено колотилось, и я услышал, как будто со стороны, что очень громко дышу. Я думал, что мама и её гостья слышали моё дыхание, но когда в голове моей перестало шуметь, я заметил, что в коридоре стало тихо. Сердцебиение, однако же, не унималось, и я знал, что полностью успокоюсь, только когда эта ужасная женщина уйдёт.

– Савка, – мама постучала в дверь, и я отпрянул в дальний угол комнаты, к кровати. – Ты ведь уже не ребёнок. Тебе нужно проводить время с девушками. Открой, тебе понравится.

Я очень сомневался, что мне это понравится. Я мало что знал в этой жизни, но я точно знал, что я люблю, а что нет. Мама говорила подозрительно спокойно, но при этом жёстко и требовательно. Я никогда не мог её ослушаться, если не был напуган. Но сейчас я боялся, мои ноги подкашивались от одной мысли о том, что дверь каким-то образом откроется и эта неприятно пахнущая большая женщина окажется у меня в комнате. Я представил, как она подходит ко мне, дышит на меня, нависает надо мной, сдавливает меня своими ручищами, и меня затошнило. Я не понимал, зачем я ей так сильно понадобился, и почему она пришла. Я уставился вниз.

– Уходи, уходи, – шептал я, пытаясь подавить рвотные позывы и смотря на дверь.

Она уйдёт, молчи.

Я затих, стараясь унять дрожь. Какое-то время мама ещё стучала в дверь. Потом я услышал, что она извиняется перед Алиной. Я не разобрал ответа, женщина очень тихо разговаривала, но, по крайней мере, мне стало спокойнее от того, что никто не повышал голос. Я не представлял, что бы со мной было, если бы они обе кричали. Впрочем, меня всё ещё мутило.

Я внимательно прислушивался, но к двери всё равно не подходил. Просто на всякий случай. Мне показалось, что мама открыла ящик, в котором лежали деньги, а потом закрыла его – этот звук я хорошо изучил за двадцать шесть лет. Потом была какая-то возня в коридоре, шуршание одежды и щелчок закрываемой двери. Потом – тишина.

Я догадался, что неприятная гостья ушла, но мне по-прежнему было не по себе. Это чувство возникало всегда, когда я не понимал чего-то важного. К сожалению, это ощущение часто преследовало меня. Оттого мне не нравилось выходить из дома. В своей комнате мне всё было ясно, а там, снаружи, вечно что-то происходило, отчего мне становилось страшно и тоскливо. Вот и на этот раз я опасался, что мама снова кого-то приведёт. Я чуть-чуть успокоился и догадался, что она хочет, чтобы я переспал с женщиной – я всё-таки не совсем идиот. Просто я не понимал, зачем ей это. Даже в фильмах, которые так любила мама, молодые люди и девушки знакомились сами, нравились друг другу, общались и только потом… А эта Алина… Фу. Я не смог бы притронуться к ней даже с закрытыми глазами и заткнутыми ноздрями.