Людмила Волынская - Мама для Маши

– Поженимся? – дохнул он на нее резким запахом алкоголя.

«Ой-ой-ой…» – только и промелькнуло в ее оцепеневшем сознании.

– Поженимся, поженимся… – пролепетали ее губы, а руки делали жалкие попытки освободиться да как-то утихомирить этого «жениха». Ни о чем другом она просто не могла думать. Но с бутылкой водки в руке это было сделать непросто.

Почуяв неладное, не разжимая цепких объятий, он обидчиво спросил:

– Ты меня, что, идиотом считаешь?

«И довольно буйным…» – снова промелькнуло в глубине ее сознания, а губы расплылись в жалкой глупой улыбке.

– С чего ты взял? А… давай вместе выпьем? – брякнула она снова.

Понимая, что понемногу и сама переходит в ненормальное состояние, она тем не менее не знала, как из него выпутаться.

От неожиданности он ослабил хватку. Ловко вывернувшись из его объятий, Аня попятилась к спальне, не сводя с него испуганных глаз.

– Ты чего?.. – оторопело уставился на нее Игорь.

– А ты?.. – продолжая пятиться, пролепетала она.

– Что, я? – все еще ничего не понимая, переспросил он.

– Поженимся… – не в силах выдавить из себя больше ни слова, еле слышно ответила она.

– Ну и что? – недоуменно пожав плечами, Игорь направился было к ней.

– Не подходи… – зажмурившись, она машинально подняла бутылку.

И тотчас вздрогнула. По волосам и по лицу холодными струями потекло содержимое бутылки, вмиг остудив ее воспаленное воображение. Да… еще неизвестно, кто из них на самом деле свихнулся. Открывать глаза она боялась, она просто не знала, как ей быть. И не зря боялась. Открыв их, она увидела, как Игорь с обескураженным видом смотрел на нее со своего кресла. И вдруг, очевидно, что-то сообразив, взорвался волной оглушительного смеха. А она так и застыла с жалким видом мокрой курицы. Глупо было оставаться здесь дольше. Пытаясь выйти из этого нелепого положения, она решительно подошла к столу и выплеснула остаток водки в его стакан. Водка перелилась на стол. Получилось еще нелепее. Чтобы не расплакаться прямо при нем, она резко отвернулась и пошла на кухню.

Пытаясь как-то отвлечься, она принялась готовить бутерброды. Через влажную пелену, застилающую глаза, видела она плохо, но, порезав палец, тотчас почувствовала острую боль. Это было уже слишком. Зажав палец ладонью, она присела на табурет и, склонившись над доской с черствым батоном, горько заплакала. Она не знала, почему горячие слезы упрямо струились по щекам. «От обиды, от обиды, от обиды», – шептало сердце. А обиды было слишком много – на то, что жизнь не удалась, что одинока, что у них все так глупо получилось, и винить в этом некого. Нет больше прежней Нюши, которую он когда-то любил. Есть сорокалетняя Аня со слипшимися мокрыми волосами, с порезанным пальцем, жалкая и одинокая, которая даром ему не нужна.

Заскулила Аза. Судорожно всхлипнув, она вытерла ладонью глаза и посмотрела на свою любимицу. Склонив голову набок и держа в зубах поводок, Аза ждала вечерней прогулки. Этого только сейчас не хватало…

Вяло поднявшись, Аня позвала Игоря и, взяв нож, снова принялась нарезать батон. Услышав звук приближающихся шагов, не решаясь повернуться, она сказала:

– Выйди с Азой.

Он вошел в явно хорошем настроении.

– Она меня съест, – пошутил он, пристегивая поводок к ошейнику. Аза заскулила еще оживленнее. Ей явно не терпелось погулять и, судя по всему, было безразлично, с кем.

– Тебя и дихлофосом не выведешь, – не поворачиваясь, вздохнула Аня.

– Гм… – неопределенно хмыкнув, он шлепнул ее по мягкому месту.

От неожиданности Аня вздрогнула. Резко повернулась, сжимая в руке нож, она

заметила, как тотчас переменился его взгляд. Не сказав больше ни слова, он поспешно ретировался и скрылся за дверью.

А она так и застыла посреди кухни в полном недоумении. Наконец, пошла в ванную и… ужаснулась собственному отражению. Чучело с мокрыми волосами, с перепачканным тушью и кровью лицом смотрело на нее оттуда. При виде крови она передернулась, забыв, как вытирала ладонью глаза. Положение становилось все нелепее. Подавленная и опустошенная, она наспех принялась приводить себя в порядок, боясь не успеть к его возвращению.

Но она успела. Успела привести себя в порядок, перебинтовать палец, вытереть стол, сделать бутерброды. Окинула взглядом гостиную. Бежевый накат на стенах. Два кресла с высокими изогнутыми спинками у окна. Между ними небольшой журнальный столик с вазочкой вечноцветущих искусственных фиалок. У противоположной стены над диваном красочный коврик с украинским орнаментом. Рядом полированный стол. Над ним – настенные часы, которые после смерти отца никто не заводил. Рядом на небольшой подставке цветной телевизор устаревшей модели. И сама мебель, и пестрая ее начинка: сервизы, рюмки, бокалы, книги различной тематики, всевозможные статуэтки и безделицы – все это приобреталось от случая к случаю без какой либо системы и цели. Со стороны это могло показаться безвкусицей. А для нее было частью ее жизни.

Она нетерпеливо выглянула из окна, за которым протекала привычная жизнь – судачили о своем на лавочке старушки, бегала по двору ребятня, склонившись над открытым капотом старенького «Москвича», о чем-то спорили два соседа из соседнего подъезда. Время шло, а Игорь не возвращался.

Наконец, щелкнул замок в прихожей, вбежала Аза и потрусила в кухню пополнять растраченную энергию. За ней с пакетом в руке вошел Игорь и направился в гостиную.

– Батюшки-светы, да у нас пир горой! – глядя на блюдо с бутербродами, воскликнул он и выложил из пакета на стол бутылку коньяка, кофе, салями, сыр, балык, лимоны и пачку сигарет.

– Ну, что, помолвку обмывать будем? – с озорной улыбкой потер он руки.– Принеси тарелки и нож, не то опять порежешься.

– Игорь, у тебя сын есть, – не обращая внимания на его шутливый тон, сказала Аня.

Игорь на мгновение замер, а потом с невозмутимым видом уселся возле нее в кресло.

– Если бы каждой бабе от меня рожать вздумалось, мне бы всей зарплаты на алименты не хватило, – шутливо ответил он.

– Она не баба. Ей всего семнадцать было, – приложив руку к груди, не отступала Аня.

– Ну, ну… Что там еще было? – выжидающе посмотрел на нее Игорь. – Не знаешь? Хорошо, так и быть, скажу по-дружески… – все больше раздражаясь, продолжал он. – Это не я ее, а она меня невинности лишила. И выглядел я при этом довольно жалко. А если ей приспичило родить от мальчика, это ее личное дело. Меня она об этом не спрашивала.

– Не будь циником, – отрезала Аня, отметая его тон.

– Ах, да! – вспылил Игорь. – Давай в благородство поиграем! Какой у нас благородный многострадальный Олег! Да трус он обыкновенный! Любил, любил и бросил. Вы мирно жили и мирно разошлись… Да потому и мирно, что не любили! Никто любимую женщину из-за этого не оставит. А Елена Пална, царство ей небесное, какой благородной женщиной была!