М. Сотрино - Трещина во времени

Наконец-то она рассмеялась – С удовольствием продолжила бы беседу, но нужно идти. Приятного Вам аппетита Алексей Павлович. – Мои глаза удивленно расширились. – Я иногда смотрю местный канал, – сказала Лариса, взяла в руки сумку и направилась к выходу. Я заказал глинтвейн.

Как-то не очень последовательно получается, не рассказал до конца об Ильине, перескочил дальше, но думаю ничего страшного, у нас и в жизни далеко не все случается последовательно. В этом смысле только время безупречно, одна минута неумолимо сменяется следующей. У меня все не так, не могу ни одного дня прожить по плану, а направить судьбу в русло, выстроенное для неё в моей голове совсем проблематично, то кто-то плотину построит, то случайный экскаватор разроет берег и судьба бежит в сторону.

Но я не отчаиваюсь, верю в нас обоих.

На второй фотографии Ильин был несколько моложе, одет в классическую двойку и в галстуке. Он был почти готов встать со стула, его правая нога подогнута, взгляд не рассеянный, как у пред идущего автора, а сосредоточенный направленный вперед, в фигуре чувствовалось желание подняться и идти вперед. Мне не нравятся люди, которые не хотят идти вперед, их мысли со временем покрываются плесенью. Даже и размышлять долго не надо, наверняка комиссия приняла этот проект, да и стиль, почерк, рука – называй как угодно, явно были Сашиными. Иногда, даже, пожалуй, не иногда мы с ним чувствовали одинаково. Александр просиял от удовольствия, я не ошибся. – Тогда смотри, голова в пластилине уже готова, – он снял покрывало со стоящей на столе заготовки.

Это было мощно. Он был живым, Ильин был живым, казалось с ним можно говорить, и он ответит. Большая Сашина удача, пожалуй, даже не удача, а сердце и душа. Он отдал себя, передал часть своей жизни этому ушедшему уже философу. – Да, Саш, ты ступил в вечность. Я в этом убежден. Это совсем не мастерство, это искусство! Бесконечно рад за тебя! -

Кто-то, наверное, в понедельник утром вскакивает с кровати радостно улыбаясь, как можно быстрее совершает положенные процедуры, и на ходу проглатывая горячую булочку с вареной колбасой, бежит на работу. – О, счастливчики! – сказал бы я им при встрече. Им повезло жить в среде сообразной их содержанию. По логике исключительности каждой человеческой единицы так должно быть с каждым. Мне исключительности подарено не было. Бывает все таки так, что человек оказывается в чужой среде, он в ней инороден, и она либо выталкивает его, либо пережевывает, выжигает, превращает в ничто. Кое – кого вполне устраивает второй вариант и, по прошествии некоторого времени, они уже свои в этом питательном черноземе, забыв о том, что когда-то мечтали летать. Мне совсем не хотелось рыть ходы в земле, пропуская ее сквозь себя, поэтому хорошо знал, что совсем скоро буду стоять на крыльце нашей конторы без права открыть ее дверь. Она, наша контора, создавалась с безупречно прекрасной целью, думать о народе, создавать условия для его комфортного проживания и в конечном итоге достигнуть процветания. Никто не смог бы даже подумать, что цели эти кто – либо из здешних работников не разделяет, как раз наоборот было видно, что идея процветания всех воодушевляет и вдохновляет. И вполне естественно большинство тружеников этой достойной организации считало себя этим самым народом, ну а те, кому не повезло войти в состав народа, тем просто не повезло.

Совсем не обязательно верить тем, кто утверждает, что по понедельникам не везет, мне повезло. Не так часто это происходит, но вот выпала карта, я простыл. Может простыл, может заразился, зараза вот уже второй месяц бродит по нашему малолитражному городу. – Несколько десятков больны свиным гриппом, двое из них умерли, – сообщил без тени горечи представитель Онищенко местному телевидению, сделал паузу, видимо раздумывая сказать или не сказать, не выдержал, мстительно добавил – Мы вам говорили осенью – Прививайтесь! – Не хотели. А не один привитый не умер. – Я как раз из этой нехорошей категории не захотевших. Еще ночью понял, что со мной что-то не так. Приснилась кухня, совсем не моя, деревенская, это было понятно по тому, что пол в ней был выстлан широкими, выкрашенными в коричневый цвет, досками. На них стояла лошадь, длинная и низкая, она имела достаточно редкую масть – серая, с темно зелеными пятнами. Она не спеша ужинала моими макаронами из миски, стоящей на столе. Кухня не моя, а макароны точно мои, из твердых сортов пшеницы, это я сварил их вечером и поставил в холодильник. Она достала их из холодильника, поставила на стол и мирно уничтожает. Мне захотелось возмутиться, призвать лошадь к совести, но почувствовав приступ жажды, я прошел мимо неё к лавке, на которой стояли три цинковых ведра, до краев наполненных прозрачной водой. Зачерпнул полную кружку, отправил ее содержимое в себя, но влаги не ощутил, во рту было по-прежнему сухо и жарко.

Нет, я совсем не хочу сказать, что хожу на работу для того чтобы отбывать номер, что греха таить, мне нравится наблюдать за теми страстями, которые бушуют в нашем террариуме. Лучше бы смотреть на все это через стекло, но судьба поместила вовнутрь и теперь приходится сидеть в углу, так и обзор лучше и защититься проще. У нас два директора, один из них генеральный, а другой просто директор, по замыслу создателя первый из них должен был рождать мысли и определять политику, а второй проводить ее в жизнь. Надо отдать должное, генеральный рождал мысли на редкость настойчиво, об этом нам сообщалось по утрам на оперативках, мы слушали его зачарованно, сожаление вызывало лишь то, что внутреннее содержание нашего руководителя было настолько масштабно, что Солженицын с его сочинением «Как нам обустроить Россию» был мягко сказать мелковат. Наш мог обустроить не только Россию, но весь мир, мог бы и во Вселенной все сделать так как надо, жаль ему не передали эти возможности. Для нашего населенного пункта, широко раскинувшегося на просторах двух гектаров, эти идеи были не очень актуальны, поэтому «просто директор» занимался канализацией, которая рвалась каждый день в нескольких местах и все брошенные на борьбу с порывами силы, в количестве трех сантехников, не успевали её латать. Так они и жили, наши руководители, один с высоты своего космического разума с грустью смотрел на неправильное мироустройство, а другой чистил трубы. И все-таки, при столь разном образе жизни у них было немало общего, они всегда веселы, оптимистичны и уверены в собственном прекрасном будущем. Такой вот парадокс, а может и вовсе не парадокс, мне то, откуда знать.

Будильник отключил еще ночью, когда понял, что лошадь, съевшая мои макароны, как-то выбивается из моих обычных сновидений, поэтому беспечно проспал до восьми. Полежал еще полчаса, с удовольствием прислушиваясь к горячей ломоте в теле, затем встал, вышел на приятный холодный балкон посмотреть, как там дела на улице. Вчерашняя оттепель согнала верхний слой снега и все обнажившееся пространство, на сколько хватало глаз, было густо усеяно результатами зимних прогулок собак. Если ещё неделю продержится тепло, то по тротуарам пройдет трактор со стальной щеткой, и, тогда по ним можно будет ходить, но в сторону ни-ни. Тоска! – Господи! И мы в этом живем! – Захотелось повеситься. Вот уже несколько недель молчавший внутренний голос, не согласился – С чего бы вдруг? Ты что первый год это видишь? Сколько живешь, столько и видишь, а сегодня вдруг проснулся эстетом. Зато какая замечательная буйная травушка вырастает на газонах благодаря усилиям друзей человека! Взрослого мужика потерять можно, особенно к августу, когда её вдруг начинают косить. Словом нечего хандрить, это у тебя из-за температуры, поставь-ка градусник. Послушался, сунул градусник подмышку, снова лег, сразу зазвонил сотовый