Александр Наумов - Дышать вместе с ней

– Но как минимум родил тебя!

– Здорово, но мне этого мало. Передай ему спасибо!

– Ты сам можешь это сделать завтра.

– Но нет уж, избавь, пожалуйста, меня от этих любезностей. Хватит с меня этих встреч. Надо же было выбрать именно день, когда мамы не стало. Зачем он усугубляет и без того тяжелый день?

– Папа хочет, чтоб в тот день мы всей семьей собирались вместе и тем самым показывали маме, что мы помним ее и любим. Чтобы вся семья своим единением давала ей знак, что у нас все хорошо, чтоб она там была спокойна.

– Ты сама веришь в то, что говоришь? Какая семья, ты о чем, Даша? – спросил ее возбужденно брат.

– Андрей, наша семья: папа, Олег, ты и я.

– У меня такое впечатление, что ты задержалась в детстве. Дай мне свои розовые очки, я разобью их об камни реальности, и пусть они разлетятся осколками правды. Олег весь в своих делах, как чужой. Отец есть для меня в виде записи в свидетельстве о рождении. Только ты и две милые племяшки – вот моя семья, – не успокаивался Андрей.

– Я прошу тебя, ради нашей любви к маме, пожалуйста.

– Вот только ради любви к ней я и приезжаю сюда каждый год. Ты не представляешь, чего мне это стоит. За месяц до этой даты меня начинает тошнить от осознания, что надо ехать. Я пытаюсь придумать себе кучу отговорок и «важных» дел. Но в последний момент моя совесть меня побеждает, и я все отменяю, пакую чемодан и лечу сюда. Лечу, зная, что здесь будешь ты, и зная, что маме так бы хотелось. Лечу ради вас. И не более!

– А ты не пробовал лететь ради себя? Хоть раз?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, дорогой брат, что, может, стоит хоть раз заглянуть внутрь себя и попробовать стать частью перемен, которых ты ждешь. Может, уже стоит сделать первый шаг. Переступить через обиды и, оставив их в прошлом, позвонить отцу и узнать, как у него дела. Как он себя чувствует. Между прочим, он уже не мальчик, ему давно за пятьдесят. Ты хоть раз узнал, как его здоровье?

– Я не пойму, ты сегодня решила вылить на меня весь запас своих нотаций? Избавь меня от этого, пожалуйста, – проговорил ей Андрей и в тот момент в первый раз в жизни подумал о том, что однажды его отца действительно может не стать.

Он представил себе, что больше никогда не надо будет ехать на эту виллу, напрягаться и строить из себя примерного сына.

Сначала ему стало очень радостно от этой мысли, но спустя уже несколько секунд нахлынуло новое, до этого неведомое чувство. Его накрыла пустота. И если в Тибете пустота считается очень хорошим состоянием, так как символизирует готовность личности принять в себя новые знания и возможности, то эта пустота была другая и своей необычностью слегка пугала. Впервые он осознал, что это ему не нравится. Ему не нравится жизнь на Земле, по которой уже не ходит его отец. Странное чувство, неожиданное чувство. Как будто оно не его. Он попытался от него отмахнуться как от назойливой мухи, но оно настойчиво жужжало и кружило в пространстве подсознания.

«Видимо, мне прилетела из Вселенной чужая эмоция, сбой в Космосе. Я так не могу чувствовать, какая мне разница, что завтра будет с отцом. Ему же нет до меня дела, что завтра будет со мной и вообще будет ли мое завтра». Осознав это, он решил припарковать эти новые ощущения на стоянке прошлого и вернуться в реальность. Туда, где его ждет встреча с отцом, который всем своим видом его раздражает.

– Андрей, я люблю тебя и люблю папу, – пронеслось устами Даши из реальности. – Я очень хочу, чтобы между вами все наладилось. Пожалуйста, на этой встрече попробуй. Обещай, что постараешься не ругаться с ним и провести этот семейный день в мире и общении с близкими. Обещай!

– Я не могу тебе этого обещать. Потому что твое доверие для меня очень важно, как я могу обещать то, что не смогу выполнить. Я нарушу нашу связь.

– Андрей, прекрати быть ребенком. Все в твоих руках. Нет слова «не могу», есть только «не хочу».

– Ну надо же, а не рано ли моя младшая сестренка начала меня учить, мы поменялись ролями?

– Мы доехали, вот твоя гостиница, – сестра решила больше не усугублять эту тему. – Я не хочу ругаться. Завтра важный день для всей нашей семьи. Ты волен делать так, как захочешь. Ты – взрослый мальчик и сам знаешь, как тебе жить. Я просто хочу еще раз сказать тебе, что очень рада тому, что ты приехал. Я тебя сильно люблю. Как бы ты ни поступил завтра, ты останешься моим самым лучшим на свете братишкой.

– Спокойной ночи, Даренка. Люблю тебя.

– Приятных снов, Андрэ.

Понятно, что ни о каких снах речи быть не могло. Мало того, что он просто не сможет уснуть, постоянно думая о прекрасной незнакомке Софии, так еще и сестричка, молодец, взбередила незаживающую рану. Взяла и так заботливо, по-родственному насыпала мне туда соли несколько килограмм и исчезла.

«Подумай… ты взрослый мальчик… ля-ля-ля…» А он думал, когда я был еще невзрослым мальчиком, когда мне нужен был отец, он прикладывал усилия, он помогал мне возмужать? – возмущался он внутри себя. Что он давал? Только деньги, деньги и еще раз деньги. Каждый листик этих бездушных купюр заменял мне улыбку отца, его твердое рукопожатие, его мудрый взгляд. Все это прошло мимо меня, как будто я был наказан отсутствием его любви. Как он не мог понять, что это бесценно.

Я могу по пальцам сосчитать, сколько дней мы провели вместе. Каждый раз, когда мы все-таки куда-то собирались вдвоем, это заканчивалось руганью. Невозможно узнать ребенка, если ты его познаешь набегами, если ты его ставишь в свой график между деловыми встречами, зваными ужинами и прочими «крайне важными мероприятиями». Его волновало только то, какие у меня отметки в школе, универе, какие у меня успехи в спорте, важно только то, чтоб все говорили, какой у него сын: правильный и образцовый, такой же, как старший. Не дай бог, средний испортит картину идеального отца с его идеальными детьми.

А он портил. Бросал вызов и ломал все стереотипы. Уходил из универа, потому что не хотел быть юристом или доктором, лишь потому, что это престижно. Плевал на оценки с высоты Эйфелевой башни, потому что никогда не считал, что из-за двойки по физике или химии его жизнь закончится и он станет неудачником. Однако Андрей всегда прикладывал усилия и в целом учился хорошо.

Но если на его пути попадался преподаватель, который сам не любил то, что делал, или еще хуже – не понимал ничего в том, что говорил, то он терял в его глазах авторитет окончательно. Его предмет также становился ему неинтересен. Редко бывало так, конечно, что он сам мог разжечь в себе огонь познания.

Но чаще в том возрасте об этом не думают, и важно, чтобы твой учитель был от Бога. Важно то, чтобы он верил сам в то, что преподает, чтобы его внутренний пожар знаний зажигал открытые молодые и еще зеленые умы, чтоб он умел вдохновлять на исследования и любознательность. Таких учителей у него было немного, но все же жизнь ему дарила эти встречи, и эти люди вызывали у него всегда уважение, а их предметы были его самыми любимыми.