Александр Наумов - Дышать вместе с ней

– Бабах! Извините, если вдруг помешал.

«Ну почему, почему все так? Ведь я поняла, чего не хочу, я думала о том, куда я поеду. Я уже визуализировала все это в лучшем виде, упаковав свою цель в красивую оберточку и завязав, для большей красоты, бантиком посередине, – и вдруг это ужасное «бабах». Это «слега нетрезвое» тело падает около меня. В самолете не нашлось больше места?!

Такого не может быть, это не со мной. Пять часов до Мадрида. И еще двенадцать до Буэноса. Я не вынесу этого. Есть, конечно, надежда, что все ограничится только пятью часами, но даже эти часы для меня превратятся в вечность и кошмар. Больше ста мест в салоне самолета, но он оказался рядом именно со мной. Спасибо, жизнь, я оценила твою шутку!»

– Что грустим?

«О нет, только не надо со мной говорить. Так, хорошо. Я придумала. Я просто сделаю вид, что не понимаю его. Ведь я могу же быть иностранкой. Мне, кстати, многие говорили, что во мне есть что-то заморское или цыганское, не помню точно. Да какая разница. В общем, я – иностранка: «не понимать по—вашему».

И поэтому я просто молчу, отворачиваюсь, и тишина – мой спутник на этот полет. Он понимает, что я не «бе—ме», заносчивая гражданка какой-то заграницы, ездила смотреть на Кремль, топтала своими ножками, очень даже стройными, Красную площадь, всю жизнь мечтала о колорите, медведях и блинах с икрой. Кто, кстати, придумал это несочетаемое сочетать? Что в этом вкусного? По мне так лучше в блинчик положить ягоду или сгущенку, ветчину с сыром, на крайний случай, но не икру. Хотя о вкусах не спорят, да я и вообще молчу.

Такая довольная, насмотревшаяся и налопавшаяся русской экзотики лечу домой. Поэтому его «что грустим?» растворилось в моем молчании и потонуло там, шансов выжить не имея изначально. Захлебнулось в неизбежности его коротенького монолога, который, по его, видимо, детской наивности, он собирался превратить в диалог двух случайно встретившихся сердец. О, боже, какой бред! Это не со мной».

– Do you speak English?

«Вот это да! Не ожидала от него. Хотя что необычного. Подумаешь, каждый второй вылетающий за границу как минимум знает „сенкью“, „хеллоу“ и, конечно, „ду ю ду“. Поэтому продолжаем молчать. Теперь я не просто иностранка, я еще и глухонемая. Для него точно. Пусть мне бананы в уши поставили еще в детстве и забыли о них, я ничего не слышу и слышать не хочу, смотрю себе в окно и жду, когда все это счастье, свалившиеся пусть не на меня, но рядом со мной, закончится».

– Мадемуазель, вы так прекрасны, что вам даже не надо ничего говорить. Вы можете молчать всю вечность, и я, остановив свое дыхание, не посмею вдохнуть вновь, потому что побоюсь, что эта вечность в ту секунду оборвется. А вместе с ее окончанием не станет и меня. Поэтому просто молчите и разбавьте тишину своей красотой.

«Даже если у меня сейчас в ушах и были бананы, они просто вылетели как пружины, слегка задев вон ту милую семейную пару за шестьдесят через два ряда сидений. Такого быть не может. Он произнес фразу на трех языках, начав с французского, перейдя на испанский и закончив итальянским. Я не поняла и половины, но, клянусь небесами, самолет не должен взлететь, пока он мне не переведет все здесь и сейчас. Остановите эту минуту, я хочу знать, что он сказал».

– Я знаю, ты русская. Только у русской девушки может быть такой вовлеченный и глубокий взгляд. Но твои глаза – они особенные, тебе это, наверное, сто, двести, нет – миллион раз говорили. И не подумай, что это сейчас пустая болтовня пьяницы-соседа. Я впервые встречаю такие глаза, я мог бы в них утонуть, если б ты позволила. Они настолько затягивают, что нет ни вчера, ни завтра, есть только этот взгляд и настоящее рядом с тобой.

«Этого не может быть, он что, поэт или правнук Пушкина? Так в России мужчины не говорят. Обычно это выглядит так: «Привет, подруга, я – Вася, я крутой. Ты мне подходишь. Как там тебя зовут? Хотя это неважно. Поехали сегодня со мной, потусим. И разбежимся завтра. Да ладно, чего ломаешься, таких, как ты, сотни. Не ты, так другая. Любовь? Что это? Верность – на что ее надеть? Мне некогда быть ответственным, крошка». Обычно так бывает.

А тут заметили мои глаза. Это сон. Я поняла, вся эта встреча – во сне, я просто еще не проснулась. И мне снится, что сегодня с утра я лечу в Аргентину, там меня ждет Франко. Я проснусь, и все будет как всегда. Я встану, выпью натощак стакан теплой воды, сделаю себе кашу из киноа с финиками и, взяв свои чемоданы, спущусь в метро.

Там меня немного потолкают, похамят мне, помнут – в общем, поставят на рельсы современного мира, затем меня вытолкнут на нужной станции из поезда, и я поплыву в толпе на кольцевую, пронесусь, как белка, по кругу, и не страшно, если даже засну, ведь эта наша жизнь, детка.

Выйду на Белорусском, вдохну запах пирожков и трелью услышу, что «сим-карты недорого можно купить здесь». Перепорхнув, как бабочка, в вагон аэроэкспресса и там разгладив свои примятые бытом крылья, я постараюсь не заводиться, когда прекрасная проводница Маша будет катить свою тележку с водами и соками и чуть не отдавит мне правую ногу, видимо, посчитав, что с ластами-ногами два в одном мне будет легче жить.

Чтобы успокоиться, среди ее газированных напитков, способных растопить все стабилизаторы и глюконаты этого еще короткого, но уже непростого дня, я найду нектар для бабочки, ну или хотя бы просто бутылочку негазированной воды, выпив которую, я, полная сил, пронесусь вдоль рельсов в здание аэропорта и, срочно найдя свой рейс на табло, уже окрыленная предвкушением полета, я войду в салон самолета, сяду в уютное кресло около окна и буду готова открыть новую страницу своей еще небольшой, но увлекательной жизни.

И в этот момент сон закончится словами: «Пристегните ремни, мы готовы к взлету»».

– Это твоя половина ремня? У меня не соединяются, одно не входит в другое. Ты мне поможешь?

«Это был не сон! Он еще здесь, еще пьян и еще говорит со мной. Не просто говорит, а нахально тычет мне. Самоуверенный самец, типичный вид. Стюардесса тебе в помощь».

– Твои глаза не просто красивые, они еще и очень любопытные! Взглянув в них, я понял, что ты хочешь узнать, что я тебе сказал. Знаешь, я мало за что могу его поблагодарить, вообще я не хочу ему говорить «спасибо», но вот что ОН дал мне, так это образование. В лучших школах страны и мира. Эти языки сложно учить, только когда ходишь пешком под стол. Первый иностранный язык сложно, второй чуть легче, а дальше уже не замечаешь.

Мои родители с самого раннего детства говорили дома на двух языках: русском и английском. В двенадцать лет ОН решил, что надо бы улучшить мои знания во французском, и у нас в доме появилась милая такая француженка в возрасте за шестьдесят, она пахла утренними круассанами, носила на себе все оттенки Прованса, и ее сердце было наполнено любовью к детям.