Дарья Рагулина - Верните мне меня

Хмурю брови, опускаю глаза на его шею, из-под черной футболки торчит завиток татуировки, острое щупальце, как лапа осьминога.

– Что еще там было?

– Не твоё дело! Где Игнат? – Голос уже грубее, с нажимом, со злостью.

– Я не знаю.

Произношу громко и четко, с неким вызовом, а зря. Вскидывает бровь, хрустит пальцами на руках, кивком головы зовет еще одного из своих солдатиков на улицу. Остальные сидят тихо, лениво лапая руками то, до чего дотягиваются, – книги с полки, вазы со столиков, одному приглянулся золотой портсигар – очень дорогой подарок на свадьбу, подарок родственников – семейная драгоценность, которую я любила с самого детства и обожала с ней играть, придумывала волшебные истории про тех мифических существ, что запечатлены на крышке. Бугай вертит его в руках, ногтем ковыряет филигрань, засовывает в карман и начинает искать глазами, что еще интересного есть в комнате. У меня нет сил даже возразить, разве его волнует – какую ценность для меня имеет эта вещь?

– На улицу её тащите.

Главарь заглянул, только чтобы проронить эту фразу, причем выходил он в главные двери, теперь же оказался в дверях, ведущих на один из задних двориков. Покорные солдаты все разом встают, двое хватают стул и немедля несут меня на улицу, лица довольные, видимо, предвкушают какое-то веселье. На площадке, посыпанной мелким гравием, стоит «Керхер», он всегда тут был, эта территория предназначена для хозяйственных нужд, мы тут не бываем, тут бывает персонал, который моет машину, стрижет газон, следит за садом, чистит бассейн. Место всевозможных приспособлений для ухода за всеми гранями нашей богатой жизни. «Керхер» из безобидной мини-мойки превращается в нечто страшное, так как шланг с рычагом подачи воды в руках одного из чужих. Мой стул ставят в центр площадки, чужой проверяет подачу воды, что-то регулирует на рычаге, несколько раз пускает струю воды в гравий, гравий разлетается во все стороны, я нервно наблюдаю. Остальные распределились вокруг, как перед каким-то ритуалом, мои глаза скользят по их лицам, но лица настолько одинаково кирпичные, что я не могу запомнить их, ни одной детали, ни одного отличительного признака.

– Куда уехал Игнат?

Главарь снова оказывается передо мной, играя пистолетом в руке.

– Я не знаю!

Я выкрикиваю это с возмущением, потому что уже отвечала, потому что, слава Богу, не знаю ответ.

Он кивает, и мне в ногу бьет струя воды, всего лишь воды! Но по ощущениям мне в ногу воткнули что-то острое, вскрикиваю, дергаюсь, но струя перемещается выше – на бедро, туда, где кожа нежнее. Я понимаю, что это не смертельная боль, что это просто струя воды под давлением, но она бьет в одну точку и боль нарастает с геометрической прогрессией. Мой крик срывается на визг, мне кажется, что с моей ноги сорвали кожу, затем кусок мышцы, затем еще и еще, до самой кости. Бьюсь в конвульсиях, и стул опрокидывается назад, ударяюсь головой, «Керхер» затихает. Дышу тяжело, не могу вспомнить, когда зажмурилась, глаза открывать страшно, нога пульсирует, как от ожога, боль такая, что голова начинает кружиться.

– Где этот ублюдок, тварь!

Вслед за словами получаю пинок в бок, глаза сразу открываются, один из пешек стоит надо мной и скалится, пинок был не сильным, но унизительным. Никто никогда не применял насилия в мой адрес, поэтому боль перемешивается с панической атакой уязвленного достоинства, какое право имеет кто-то пользоваться своим физическим преимуществом и количественным перевесом! Хочу сказать в ответ что-то, но какие-то струны срабатывают и затыкают рот. Чувство страха за свою жизнь берет вверх, поэтому жалобно выдавливаю:

– Я не знаю, я правда не знаю, где он!

Стул поднимают, мысленно готовлюсь к еще одной водяной пытке, но из дома выходит один из них:

– Саныч, там сейф наверху.

Главарь поворачивается к нему, кивает, с ухмылкой поворачивается ко мне.

– Ну что, визжалка, код от сейфа-то ты знаешь?

Знаю. Вот его я, к сожалению, знаю, плотнее стискиваю зубы и отвожу глаза. Саныч удовлетворенно роняет:

– Знает, продолжаем.

Вода снова впивается в ногу, в ту же самую. Букет боли обретает новые краски, мой визг выходит на новые частоты, пешки вокруг потешаются, игра приобретает азарт. Иногда они делают перерывы, стул падает еще несколько раз, голос у меня срывается. С третьего раза они принялись за вторую ногу, и несколько раз чередовали в какое место бить. Я не знаю временной отрезок происходящего и перестаю понимать, почему не говорю им пароль от сейфа, там же не осталось ничего, кроме остатка денег. Может, именно деньги им и нужны? Но в воспаленном мозгу есть мысль о том, что я могла что-то упустить, что под пачками денег могли быть еще какие-то документы, просто я была не совсем адекватна утром, могла не увидеть какую-то бумажку или еще что-то.

– Так, хватит водой баловаться, пойду гляну на этот сейф.

Саныч уходит, солдатикам уже давно скучно наблюдать за этими пытками, кто-то курит, кто-то пьет кофе из наших кофейных чашек, кто-то просто сидит, уставившись в телефон, и иногда гогочет. Устало опускаю глаза на ноги. Никогда не думала, что в какой-то момент ощущение боли глохнет и становится назойливо тупым, неотпускающим, тянущим силы, от такой боли никуда не деться, но терпеть её можно. Кожа на ногах красная, местами лиловая, местами с синевой. По ощущениям кожи давно нет, тяжело вздыхаю и начинаю беззвучно рыдать, даже не от боли, от обиды, что все это приходится терпеть и что конца этим мукам не видно, потому что Игната нет рядом и папы, и вообще все это похоже на фильм.

– Может, ей пальцы просто ломать?

Ответа на вопрос не последовало, и я даже не успеваю испугаться, но один из них сразу приближается и со всей силы бьет черенком от каких-то граблей по пальцам левой руки. Не отдернуть руку, не увернуться от удара – привязали они меня крепко. Хрипло вскрикиваю, смотрю на скрюченную от боли руку, кисть пронзает горячими иглами, и она моментально начинает опухать.

– Придурки, чего палками машете? Никаких увечий! Вам за нее три шкуры снимут!

Вокруг начинается какая-то суматоха, все спорят, о чем – я не понимаю, сознание то пропадает, то проясняется. Получаю шлепки по щекам, глаза распахиваются – Саныч.

– Нашли твоего Игната раньше нас, ФСБ быстро сработали, а жаль. Ну ничего, от них он откупится, а от нас нет, мы его все равно найдем. Пошли, парни.

Все активно двигаются в дом, один из них на прощание плюёт на мои разноцветные ноги. Какое-то время в доме что-то гремит, потом становится тихо. Делаю слабую попытку освободить неповреждённую руку от веревок, но они намотаны так крепко, что необходимо приложить усилия, сил на которые во мне нет. Апатия накатывает с такой силой, что я начинаю просто блуждать глазами по гравию, по стене дома, по небу. Где-то в доме начинает звонить телефон, сначала мой мобильный, затем стационарный. Номер стационарного знают единицы, им давно никто не пользуется, кто это? Вдруг понимаю, что папа.