Ольга Коротаева - Любовь без срока давности

– Да, – выдыхает он жарко, – сопротивляйся! Не то что все эти резиновые дуры! Нина, как же я тебя хочу отыметь во все дыры! Да так, чтобы яйца неделю болели…

Отчаянно ненавижу его в этот момент, так и хочется содрать ему сальную улыбку вместе с кожей. Зря, что ли, выкладываю по два косаря на маникюр? Да что же я такая слабая? Завтра же начинаю ходить в спортзал, если наступит это завтра. Но не станет же Фёдор меня закапывать после жаркого секса в машине с затемнёнными стёклами? Неприкосновенная рожа!

Мужчина с рычанием заламывает мне руки за спину и зубами рвёт рубашку на груди, впивается в сосок. Не сдерживаю стон боли. Вот же сволочь! В промежность тычет своим членом, даже презерватив не думает надевать, гад!

– Жаль, что ты не в мантии, – шепчет, – но мы это ещё исправим!

Ярость застилает глаза: ему ещё и ролевые игры подавай? Хочет и дальше меня иметь… как он там выразился? Во все дыры! Сейчас я ему дыр наделаю! Извернулась и вцепилась зубами в шею насильника. Губам стало горячо, на языке ощутила привкус железа. Фёдор кричит от боли, толкает. Кажется, я откусила от мужика кусок… Сплёвываю и тут же получаю по лицу.

– Ах ты, сука! – кричит. – Ну ты получишь… – Распахивает дверцу: – Димыч! А ну сюда! Ща трахнем эту недотрогу так, что кони двинет.

Пытаюсь вырваться, пока дверь открыта, но мужчина снова бьёт меня. Подвывая, сползаю между сидениями, и тут до меня доходит: а как он дверь открыл? Значит, уже не заблокированы? Пытаюсь отпереть вторую дверь, та поддаётся. А депутат орёт:

– Где ты, твою мать, застрял? Сказал, быстро сюда!

Вижу тень рядом с депутатом и вываливаюсь из машины. Обдирая колени об асфальт, ползу в сторону. Слышу крик, треск, стон… Натыкаюсь взглядом на лежащее тело. Водитель? А кто же там? Страх ещё сильнее сжимает сердце, которое, казалось, забыло, как биться. Кричу, когда ощущаю чьи-то руки на плечах. И вдруг слышу:

– Тише, Нина. Это я!

Кто «я»? Оборачиваюсь и, наткнувшись взглядом на полускрытое глубоким капюшоном бородатое лицо, судорожно втягиваю воздух. Кто это? Хочу вырваться, убежать, но ватные, будто во сне, ноги не слушаются. Руки дрожат и тоже не держат. По щекам катятся слёзы. Незнакомец обнимает меня, прижимает к себе:

– Нина, милая, да как же ты всё время влипаешь в такие ситуации? Сердце разрывается!

Я смаргиваю слёзы и, оттягивая ткань капюшона, всматриваюсь в знакомые глаза:

– Ваня?!

– Это я, – шепчет, целуя, – я, любимая. Всё в порядке, всё хорошо.

Беру себя в руки, отодвигаюсь:

– Стой. Есть сотовый? Надо полицию вызвать. – Скриплю зубами: – Срать, что депутат, я не отступлю, пока его в тюрьму не посадят. Сволочь! Думала, что не осмелится, а он… Да если не за попытку изнасилования, я такие факты обнародую, что он вовек не отмоется! Да я…

– Тише, тише, – прижимает меня Ваня. – Он никогда не причинит тебе вреда.

Спина холодеет, обрываю себя на полуслове.

– Что? – Взгляд парня мне не нравится, я пытаюсь высвободиться и встать: – Что ты натворил, Ваня? Что сделал?

Хочу вернуться, проверить, как там Фёдор Петрович, но Ваня не отпускает. Смотрит в сторону и глухо говорит:

– Не стоит тебе на это смотреть.

Понимание беды накрывает колючим одеялом безразличия так, что шумит в ушах, а перед глазами всё плывёт. Последнее, что помню – как повалилась на руки Вани.

Открываю глаза и смотрю на белый потолок, перевожу взгляд на осунувшееся лицо матери. Она спит, сидя на стуле, и, покачиваясь, вздрагивает во сне. Сердце моё болезненно сжимается, касаюсь сморщенной кисти:

– Мама…

Она распахивает глаза и впивается в мою ладонь:

– Ниночка, как ты? – Не дожидаясь ответа, качает головой: – Как ты нас напугала! Разве можно так себя загонять? А я говорила, что нужно вовремя с работы уходить, высыпаться, питаться нормально.

– Мам, – перебиваю. – Что случилось? Почему я здесь?

– А ты не помнишь? – поднимает она брови и вздыхает: – Ты в обморок упала, когда домой возвращалась. Так напугала! Прямо у подъезда нашли. Хорошо, сосед ночью покурить вышел. Скорую вызвали. Не просыпалась пять часов. Я уж молилась, молилась.

Открывается дверь, заходит медсестра. Ставит поднос на тумбочку, звенит чем-то, пахнет лекарствами, через приоткрытую дверь из коридора доносятся звуки включённого телевизора.

«До сих пор ничего не известно о местонахождении депутата Мершикова. Напоминаем, что сгоревший автомобиль Фёдора Петровича обнаружен сегодня утром на территории закрытого завода по производству хлора. Громкое дело об отравлении хлором…»

– Привет! – входит Леська. – Как ты, трудоголичка, ветром унесённая?

Дверь за медсестрой закрывается, отсекая звук, а я всё смотрю в сторону выхода. И в памяти возникает похотливая ухмылка депутата, его скользкие змеиные руки на моих бёдрах, неподвижное тело его водителя и глаза Вани на бородатом лице. Мершиков исчез, а его машина сгорела?!

Кожа на затылке стягивается от ужаса. Перевожу взгляд на сестру и спрашиваю:

– Ваня, сосед наш, из армии когда должен вернуться?

– А что? – Схватив яблоко из пакета матери, Леся присаживается на кровать. Подмигивает: – Соскучилась? – Поднимает глаза к потолку и, жуя, загибает пальцы. Отвечает: – Ну, через месяц примерно. Надо у тёти Тани спросить. Та календарик ведёт. – Снова мне подмигивает: – Я думала, что ты тоже!

– У меня телефон разбился, – взволнованно отвожу взгляд. – Не звонили из полиции?

– Люда звонила, – тут же принялась отчитываться мама. – Обещала приехать в обед. Ещё Николай Кондратьевич, это ваш…

– Начальник охраны, – перебиваю, ощущая кислый вкус страха. – Что он сказал?

– Спрашивал, когда ты ушла, – смотрит на меня мама. – Что-то у них там с обзорными камерами не так. Извини, я в этом ничего не понимаю. Хочешь, я тебе телефон дам, сама спросишь?

– Все звонки после процедур, – подаёт голос медсестра. Глянув на часы, добавляет: – Время посещения вышло.

Мама целует, Леська машет и выходит из палаты. Невольно прислушиваюсь, но телевизор либо выключили, либо уменьшили звук. Кричу запоздало:

– Телефон оставьте!

Повинуясь медсестре, откидываюсь на спину, подставляю руку. Она протирает мою кожу мягким тампоном, ощущаю резкий запах спирта, морщусь от укола. Настроив капельницу, девушка перекладывает оставленный Лесей телефон на кровать. Говорит:

– Рукой не шевелите.

Киваю и, подхватив телефон, включаю интернет. Новости изобилуют фотографиями закрытого завода и покорёженного чёрного остова автомобиля. Трупов не найдено, следов тоже. Судя по экспертизе, пожар был примерно в три часа ночи. Отключаю ленту и набираю рабочий телефон.

– Люда, это я.

Выслушиваю стенания помощницы о том, как всё плохо, минут пять. Пусть выговорится, ведь дела на работе действительно в плачевном состоянии. Работать некому, дел по горло, но сейчас меня это волнует меньше всего. Прерываю: