Медэя Макаровна - Сказки бабки Медэи. Сказки для взрослых. Часть вторая. «Огненная»

Тут в свете лунном блеснули вдруг зубы острые, громадные, рот черной дырой виднеется, в ней зубы клыкастые белеются, глаза повываливались на тонких ниточках торчат, шевелятся, шипы на спине повылазили, хвост, что у скорпиона, из стороны в сторону качается, на острие яд источается. В монстриху враз обернулась, в упыриху моментом перекинулась.

Разинула то она пасть, готовясь то ли сожрать его, то ли ещё чего… но вдруг звон глухой раздался, она то тут же вся обмякла, да на пол брякнулась.

Лежит он ошарашенный, от страха и испуга оторопевший. Чуть достоинства самого сокровенного не лишился, да и без головы видимо, чуть не остался.

Вскочил, да весь в простыню завернулся. Глядит, а рядом – то Василиса стоит, сковородку в руках теребит.

Бесёнок домовёнок беду то почуял, Василиску разбудил, сковородкой снарядил.

Добро приложила она монстриху то по головушке.

Удар то у неё отлажен уже, да натренирован, рука тяжёлая, голова холодная.

Во время успела, долго не думала, долбанула, так долбанула, от души, да со всего размаху то.

Связали они злыдню, та как оклемалася шипит, визжит, зубами щёлкает, на разные голоса воет, завывает.

Пригрозили сковородой то монстроустранительной, да Василискиными приемами монстроубойными, вот все и выведали.

Оказалось, нет никакой тётки злобной, сама она всех тут извела, посожрала. Лес заколдовала, прокляла.

Оборотница она, упыриная.

Девица днём, в ночи урод кровожадный.

Заманивала она путников способами разными. То птиц злобных насылала, то сама нападала. Молодцев истязала, опосля кровь пила, а девиц, как только ночь наступала тут же и сжирала. Главное дело было заболтать, зельем дурманящим опоить, да ночевать оставить.

Вот и пригодился тут домовёнок, не ел, не пил, не спал-следил. За хозяином бдил, Василиску оружием снабдил. Всех спас.

На общем собрании, Решено было извести всю нечисть тутошнюю, да уничтожить всех путем взрывания.

Подготовил Лучник бомбу ядреную, цель преследуя благородную.

Навыки имел годами отточенные, заложил заряды везде прочные.

Помчались они во весь опор, как можно дальше.

Как послышались первые взрывы, визг и вой раздались оглушительные, многоголосные. От пламени, скукоживаясь, деревья завизжали. Начал лес редеть, да светлеть, обрадовались наши путники, быстрее коней своих пришпорили.

А лес, словно зверь живой, цельный, пламенем объятый, шипел, визжал, в агонии весь содрогался да в конвульсиях бился.

Потом ещё долго окрестные жители вспоминали тот пожар дикий, да как землю трясло, лихорадило, видно божий гнев праведный, обрушился – таки на злодейку колдунистую.

А опосля как праздновали, радостью великой народной упивалися, за устранение леса злодейного, заколдованного да за избавления от монстрихи страшилистой, людоедки кровожадной.

И не сосчитать, сколько та выдра зубастая, людей сожрала, да живых душ загубила.

Долго ли коротко ли они ехали, выехали – таки к морю – океану.

Пристань громадная стоит, тьма кораблей, тьма тьмущая людей. Толкотня, беготня, суета кругом. Копошатся все, словно муравьи, дела делают, туда – сюда бегают.

Переговорили с одним из Пиратов, взял их на судно свое быстроходное, за плату небольшую, договорную.

Василиску – красна девицу, решено было в рубище грязное одеть, замаскировать, дабы лишние взгляды не привлекать, да мужское внимание избегать.

В молодца переодевать без толку, ее выдающиеся фигурные округлости девицу в ней за версту выдавали, мужиков в штабеля укладывали.

Никак их не спрятать и не скрыть, надо как то ее прикрыть.

Покумекали – покумекали, да выход все ж таки нашли, надели на нее кучу старого тряпья, за одеждами бесформенными спрятали, в толстуху – замарашку превратили.

И не прогадали, пираты даже в ее сторону то и не взглянули.

Закавыка в другом вышла, кота-домовёнка никак на корабль не пускали, долго муторно решали.

Согласие только дали, коли в мешке посидит зверище, а кот в мешке, то ещё зрелище!

Погрузились они и отчалили. Роли распределили, места заняли. Должна была распрекраснейшая Василиса в каюте заседать, лишний раз за дверь носа не казать.

И тому она была уж рада, всё тряпьё с себя стянуть, собой красавицей побыть. Никуда не выходить, от чужих глаз недобрых она скрытая, за крепкой дверью укрытая.

Мочи нет, как тяжко ей было, в тряпках шаромыжных прятаться, ей царевне чаровнице, одним взором мужские сердца разбивающей, ходить под маской неряхи и замарахи. Но другого выхода не видать, свирепа пиратская команда, не выдюжить Лучнику одному супротив них.

Смирилась она, от красоты своей на время открестилась.

Но тут беда пришла, неведомая хворь Лучника свалила.

Лежит бледный, дурнотой мается, встать не может, весь качается, наизнанку выворачивается.

Испугалась Василиска за дружку своего, побежала за помощью к Пирату главному. Нехотя Пират тот на зов откликнулся, недуг определил, – болезнь то морская, укачивающая. Никто, мол от нее ещё не помер, лекарским снадобьем отопьётся, и этот оклемается.

За второй дозой пусть сама придет, как завечереет и зыркнув на нее, ушел.

Василисушка на всё готова была, хоть до луны слетать, да обратно прибежать.

Лишь бы помочь другу-защитнику своему.

Бес шипит, ворчит, хвостом крутит, хозяина караулит.

Меж тем время бежит, течёт, сквозь пальцы утекает, отсрочки не знает.

Тут уж и завечерело.

Делать нечего, нацепила на себя тряпьё, замазала лицо, пуще прежнего в замарашку прикинулась.

Пират ее за стол усадил, да трапезой угостил.

А сам все спрашивает, да распрашивает. Кто такие, куда, да откуда. Он – то бродяга морей, повелитель ветра, наглый, тиранистый, сластолюбец похотливый, озаботливый. Совратить ее собрался, в темпе, да не заморачиваясь.

Умница премудрица наша, от вопросов прямых уклоняется, от легенды своей не отойти старается. Большими глазами, напуганными на него смотрит, байку придуманную вещает, – Лучник муж ее, главный он де самый умный, все сам решает, она ему в этом не мешает. К родным едут, куда, сама и не помнит, голова то у неё, что решето дырявая, всё повылетало даже не задержалось.

Она-то в планы его не посвященная, ничего ей не ведомо, глупая, да необразованная, матрона вздорная. Всю жизнь скотину пасла, да коров доила.

Из всех сил старается бабой глупой прикидывается, шепелявит, охает да ахает, о муже своем причитает, да слезы по щекам растирает, всю голову ему задурила, весь настрой сбила.

Глядит он на нее брезгливо, в сказки её поверивший, запал потерявши.

Заполучив снадобье желанное, пушечным ядром на выход помчалась.

Да на беду в дверях с девицей повстречалась, пиратской наружности, бандитской сущности.