Таня Винк - Он тебя недостоин

– А где ее могила?

– Далеко. В другом городе.

– А когда мы поедем в другой город?

– Когда у папы будет меньше работы.

Наташа похлопала глазками, опустила голову и, прижав пальцы к губам, застыла посреди коридора. И Нестору пришлось рассказать, что ее мама ушла в магазин и пропала. Что нашел он ее через четыре месяца. Вернее, нашел общую могилу, в которую ее закопали. Вот на эту общую могилу они и съездили. Один раз. Взяли горстку земли, закопали в саду, сверху положили маленький камень. На камне высекли одно слово: «Мама». Так захотела Наташа. Ей не хватало этого слова…

Впереди уже маячили терминалы аэропорта. Нестор посмотрел на часы. До прибытия самолета двадцать минут, так что надо поторопиться: ребятки не будут ждать багаж, его у них нет. Наташка вообще не понимает, зачем брать с собой что-то, не вмещающееся в ручную кладь. Леша в этом плане другой, он любит разнообразие в одежде, но тут Наташку слушается.

И не только в этом они разные: Наташа предпочитает удобную мебель, тишину и прохладу, Леша – шумные компании, мебель в стиле хай-тек и жару. Лешка все делает спонтанно, по наитию: захотел – и тут же сделал. Так и с поездкой на остров: Нестор предложил, Лешка кинулся его благодарить, а дочка насупилась:

– Папа, я это не планировала…

Да, она все будет планировать загодя, все продумает.

И вот эти два таких разных человека почти два года не замечали друг друга, а потом влюбились по уши – и за короткий срок все их привычки и предпочтения трансформировались во что-то среднее, вполне приемлемое для обоих. А Денис с неделю ходил как пыльным мешком из-за угла прибитый – так Люба сказала, хотя видела его мельком.

Конечно, между влюбленными бывали стычки, и довольно яростные, но чего Нестор не знал, так это того, как они заканчивались.

– Давай мириться, – хрипло шептал Леха, раздеваясь и пожирая девушку глазами.

И они мирились не менее яростно, чем минуту назад ссорились.

– Ну вот и закончилось наше коротенькое лето.

Наташа смотрела в иллюминатор на заснеженную землю.

– Да, закончилось, – пробормотал Алексей и сжал ее руку.

– Ты доволен? – Девушка улыбнулась.

– Доволен? – Его брови поползли вверх. – Я счастлив, – произнес он с хрипотцой. – Только я не могу назвать это отдыхом.

– А как ты это назовешь?

– Как? Я назову это безумием… – Он перешел на шепот. – Так ты сегодня у меня ночуешь? – Он коснулся губами кончиков ее пальцев. – Я безумно соскучился… Я безумно хочу тебя…

– Леша, перестань, – простонала Наташа, отчаянно не желая, чтобы он перестал.

Лешка нахмурился и откинулся на спинку кресла. Некоторое время они сидели молча, глядя на сугробы вдоль взлетно-посадочной полосы.

– Так куда мы едем? – спросил Алексей.

– Ты отлично знаешь… К папе. – И она счастливо улыбнулась.

Наташа оторвала взгляд от ноутбука, развернула кресло к окну и, глядя на пентхаус, выглядывающий из-за здания известной строительной фирмы, часто заморгала – делала она это по совету офтальмолога, чтобы глаза расслабить.

– Один, два, три… – вслух считала она.

Ее губы растянулись в улыбке…

Утром Лешка спросил, какие камни она любит. Может, это неправильно, но она не любит бриллианты, они не теплые, не греют душу. А вот сапфиры греют. И еще самоцветы, они бывают такие необыкновенные! Впрочем, кольцо – не самое главное. Главное – она счастлива.

– Четыре, пять…

Леша хочет отметить помовку через две недели в клубе и пригласить человек пятьдесят. Хм… Пусть приглашает.

– Шесть, семь… – прошептала Наташа упавшим голосом и перестала моргать.

Гостей будет много, но не будет самой главной гостьи, а она так ей нужна… Именно сейчас. Ей так нужна мамина похвала. Чтобы мама увидела ее в свадебном платье и сказала: «Я горжусь тобой, доченька».

Лешкина мама, Лилия Марковна, хорошая женщина, но… Но у нее язык не повернется назвать ее мамой. Потому что это слово для Наташи святое…

Она снова посмотрела на пентхаус, досчитала до тридцати и уставилась в экран ноутбука, на юридический запрос от фирмы-поставщика. И тут в нижнем правом углу экрана всплыло сообщение о новом письме. На этот адрес, указанный на сайте компании, приходила только служебная переписка, и, читая письмо, Наташа не сразу сообразила, что к чему.

– Не понимаю… – пробормотала она, тряхнула головой, прищурилась и снова прочла:

Наташа, не выходи за Алексея. Он убийца. Спроси у него, что случилось четырнадцать лет назад в Шахтово. Что бы он ни говорил, не верь ему. Он избежал наказания, а человека уже не вернешь. Это страшный грех. Наташа, он лжец и преступник! Он тебя недостоин! Если ты уже все знаешь, то извини.

Буквы поплыли перед глазами, в горле пересохло. Рука дрогнула, и чашка с остывшим чаем свалилась со стола. Некоторое время Наташа в недоумении смотрела на расколовшуюся чашку, на мокрый пакетик чая, прилипший к левой половинке, на его хвостик с бумажным квадратиком на конце, проступающий из глянцевой коричневато-зеленой лужи. В реальность ее вернули голоса в коридоре. Она закрыла почту, встала и подошла к окну. Настороженно глядя на ноутбук, словно он представлял собой опасность, девушка лихорадочно соображала, что происходит. Господи… Стены качнулись, и Наташа ухватилась руками за подоконник. Что делать? А нужно ли что-то делать? Не нужно…

Она снова вернулась за стол, но работа на ум не шла. Это письмо словно гвоздь… Будь проклят этот гвоздь! А если это ложь? Но кровь все равно стучит в висках. Получается, она такая же, как все: готова проглотить любую чепуху, а после швырнуть ее в лицо близким. Тем, кому доверяла, в кого верила. Доверяла и верила? Как, она уже не верит Лешке? Вот тебе и на… А ведь совсем недавно она болтала с девчонками о влиянии нейролингвистического программирования, ну и сплетен тоже, на человека, и все хором согласились, что уж кто-кто, а они этому влиянию не подвержены. Они ведь в сплетни не верят. Они умные девушки, они сразу отделят зерна от плевел. Угумс! Это когда эти самые плевела и сплетни не касаются тебя лично. А уж когда касаются, то что-то очень маленькое, суетливое и юркое начинает метаться в душе, как неугомонный теннисный мячик, попавший в ловушку, и ты только и слышишь «бух-бух-бух» своего до крайности взволнованного сердца. Часа не проходит, и ты понимаешь, что еще день-два в этих мучениях и метаниях «правда – неправда, верить – не верить» – и ты сорвешься с катушек. «Стресс неопределенности», как говорил преподаватель кафедры философии.

Наташа провела рукой по лицу, словно желая отогнать наваждение, но ей это не удалось. Потом взяла смартфон и прикоснулась пальцем к экрану.

– Привет. Мы можем встретиться? – задумчиво спросила она.