Амрита Альгома - Простая история. Том 3

– Смерть Твою возвещаем, Господи и воскресенье Твоё исповедуем, ожидая пришествия Твоего.

– Поэтому и мы, Господи, совершая ныне память искупления нашего, вспоминаем о смерти Христовой и Его сошествии в преисподнюю, исповедуем Его воскресение и вознесение к деснице Твоей и, ожидая Его пришествия в славе, приносим Тебе Его Тело и Кровь, Жертву, Тебе угодную и всему миру спасительную. Воззри, Господи, на Жертву, Тобою для Церкви Твоей уготованную, и удостой милостливо всех от единого этого Хлеба и Чаши, причащающихся быть собранными Духом Святым во единое тело, да станут они во Христе жертвой живой во славу величия Твоего.

– Помяни, Господи, всех, за кого мы приносим дары наши – сказал рядом с ним отец Теодор глубоким и звучным голосом, шагнув вперёд, чтобы лучше видеть листы лекционария: – прежде всего служителя Твоего Папу нашего Иоанна Павла, кардинала нашего Джеймса Алоизиуса и всех епископов, и всё духовенство и приносящих, и здесь предстоящих и весь народ Твой, и всех искренним сердцем ищущих Тебя.

Теодор немного отшагнул назад от алтаря и передвинул лекционарий, что бы его было удобнее читать отцу Франциску.

– Помяни и тех, кто почил во Христе, и всех, чья вера была ведома только Тебе. И всем нам, сынам Твоим, милосердный отче, даруй наследие жизни вечной вместе с Пресвятою Девой Богородицей Марией, – медленно склоняя голову произнёс отец Франциск и снова выпрямился: – с апостолами и святыми Твоими в Царстве Твоём, где со всем творением, освобождённым от тления греха и от смерти, мы восхвалим Тебя через Христа Господа нашего, через Которого Ты подаёшь миру все блага.

Отец Вильхельм взял патену, поднимая её над алтарём, рядом поднял чашу отец Франциск и их голоса присоединились к голосу настоятеля:

– Через Христа, со Христом и во Христе, Тебе Богу, Отцу всемогущему, в единстве Духа Святого всякая честь и слава во веки веков.

– Аминь, – ответили все.

Джеф смотрел на отца Вильхельма, почти устрашённый. Как он в состоянии выдерживать такой разгул силы?! Вот почему у него столько смирения! – такое действительно без Бога выдержать невозможно. Почему Джеф почувствовал это только сегодня? Он испытывал настоящую зависть: получать каждый день такую подпитку! Разве можно от такого отказаться!? Но каждому своё. О себе он мог сказать точно: он был не способен выдержать такое каждый день, он слишком увлекающаяся натура и может весьма далеко пойти в любом своём проявлении.

Видно было, как отец Вильхельм вздохнул.

Настоятель протянул руки к людям и сказал, оглядев собравшихся:

– Спасительными заповедями научённые, божественными наставлениями вдохновлённые дерзаем говорить: – тут он приостановился и посмотрел на хоры. В тишине протянулась мощная опорная нота, такая весомая, что казалось, будто её можно потрогать руками. Странно, что на органе не стали играть мелодию молитв, органист лишь дал тон для молящихся. Отец Вильхельм начал: – Отче наш…

Следом за ним подхватили все:

– Сущий на небесах. Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого.

Голоса сливались в единый низкий голос, стройный, гибко двигающийся за создаваемой ими мелодией и отдельные прожилки голосов, не очень знакомых с мелодией или просто не чисто исполняющих, не замечались, отсекаясь сознанием. Они словно создавали ореол звуков, как струны в рояле: если их настроить в один тон, то рояль будет звучать плоско, и поэтому одну струну из трех для большей части клавиш настраивают по камертону, те две, что рядом с ней чуть выше и чуть ниже. Этот звучащий нимб вокруг молитвы пригибал Джефа, пронизывая богатством звучания и ощущений.

Настоятель продолжал:

– Избавь нас Господи от всякого зла, даруй милостиво мир во дни наши, дабы силою милосердия Твоего мы были всегда избавлены от греха и ограждены от всякого смятения, с радостной надеждой ожидая пришествия Спасителя нашего Иисуса Христа.

Все закончили:

– Ибо Твоё есть царство и сила и слава во веки.

На миг молчание воцарилось под ярко освещёнными сводами. Отец Вильхельм стоял, чуть прикрыв глаза и глядя на алтарь. Потом медленно поднял голову и сказал негромко, но так чётко, что в тишине его голос прозвучал ясно. Это было как сообщение:

– Господи Иисусе Христе, Ты сказал апостолам Своим мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам. Не взирая на грехи наши, но на веру Церкви Твоей и по воле Твоей благоволи умирить и объединить её. Ибо Ты живёшь и царствуешь во веки веков.

– Аминь. – Ответили все.

Настоятель протянул руки к собранию:

– Мир Господа нашего да будет всегда с вами!

Он сказал это так радостно, что ему просто хотелось ответить на это его пожелание, с такой же радостью. Желание само оформилось в слова ритуального ответа:

– И со духом твоим.

– Приветствуйте друг друга с миром и любовью.

И Джеф повернулся, протягивая руку Николь. Она с улыбкой обняла его шепнув: "поздравляю!". Том и Марина рядом пожелали мира, и он почувствовал почти блаженство, словно преодолел сразу три ступени на невидимой лестнице. К нему подходили незнакомые люди обнимали его тоже, поздравляли, пожимали ему руку. Джеф, ещё потрясённый, старательно улыбаясь, отвечал. Под куполом поплыли звуки органа и все встали на колени, говоря:

– Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира – помилуй нас

– Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира – помилуй нас

– Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира – даруй нам мир.

Джеф стоял, склонив голову и повторяя вместе со всеми одними губами знакомые слова. Настоятель поднял хостию и чашу, вознося их над алтарём, чтобы хорошо было видно всем. Подержал так миг и сказал:

– Вот Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, блаженны званые на вечерю Агнца, – и поставил на алтарь. – Первым прошу подойти нашего окрещённого. – И отец Вильхельм поманил Джефа пальцем.

Нервный озноб мгновенно вернулся снова. Джеф опустился возле маленького ограждения, чувствуя коленями холод пола, проникающий сквозь брюки. Дрожащие пальцы нащупали покрытую бархатом поверхность ограждения.

– Тело Христово, – сказал отец Вильхельм, склоняясь к нему.

– Аминь – прошептал он хрипло: снова вдруг исчез голос.

Он хотел было встать и уступить место кому-нибудь другому, но неожиданно ему на плечо твёрдо легла рука Теодора. Джеф поднял глаза на его улыбающееся лицо, покорившийся, дрожащий, вновь не видя ничего вокруг себя. Перед ним вдруг выросла огромная сверкающая чаша, прикасаясь к губам. Его ладонь положили на гладкость поверхности, показывая, что нужно самому взять её. Он не видел, кто это сделал, наверное, тоже Теодор, потому, что рука с плеча исчезла. Джеф глотнул, для чего пришлось наклонить чашу к себе – вина в ней оказалось ничтожно мало, и он испугался: хватит ли после него священникам. Вино, полузабыто, но не сильно обожгло ему глотку, прокатилось небольшим глотком, неожиданно помогая яснее ответить: